Сайт памяти Игоря Григорьева | Д. К. Войтюк. Мотивы духовного поиска в стихотворении И.Н. Григорьева «Разлука-даль»

Д. К. Войтюк. Мотивы духовного поиска в стихотворении И.Н. Григорьева «Разлука-даль»

Когда тебе станет некуда деть
Нахлынувшую тревогу,
Садись в вагон, не ленись глядеть,
Как даль раскрывает дорогу.
Игорь Григорьев

 

Вступительное слово

…у поэта Игоря Григорьева есть замечательное определение расстояния: «разлука – даль»! То ли перспектива горизонта обещает встречу, то ли тревожит расставание с любимыми?

Одиночество в пути. Какое оно? Такое разное… Подчас томительное как ожидание, которое утомляет своим однообразием и неопределенностью исхода, а подчас – отчаянное и решительное. Но однообразна ли дорога? Всегда ли скучна она? Развлечет ли тебя красота и разнообразие пейзажей? Можем ли мы откликнуться на красоту, если внутренне не готовы к ней? Способны ли мы предстоять красоте, сослужить ей, если она не входит составляющей в существо нашей духовной жизни? Думаю, что нет.

Отсутствие внутренней красоты, внутренняя опустошенность, духовная пустыня не способствует восприятию красоты.

…возможна ли «встреча – близость»?

 Всегда ли то, что близко – обещает встречу?

 Может быть и не всегда… но в моих отношениях с творчеством Игоря Григорьева разлука-даль оказалась пророческой. Разлука с самим собой, период юношеских исканий, потеря собственного Я, поиск собственной темы в творчестве. Именно эти симптомы послужили тому, что я открыл для себя музыкальность Григорьева, терапевтический потенциал его стихов. Необходимо отметить, что открытие это состоялось более 15-ти лет назад!

Думаю, что дело здесь не в одном только физическом расстоянии… Тогда в чем?

Иной раз, руку протяни, а не хочется, а бывает и так, что наиболее близкие в психологическом отношении, они же наиболее далекие…

Далекое оказалось удивительно близким!

Вот так и я однажды протянул руку и достал с книжной полки родителей сборник стихов Игоря Григорьева. Жизнеутверждающее начало сборника «Жить будем!» стало новой точкой моего духовного пути. Его стихи оказались настолько про меня, мои состояния, сомнения и метания, они оказались настолько музыкальными, что я тут же взял в руки гитару и стал их петь…В этом пении, технически несовершенном, в поиске собственной интонации Григорьевских строк постепенно обрел звучание и мой собственный внутренний голос, я лучше стал понимать себя, постепенно стала вырисовываться и моя тема в творчестве. Такой вариант со-творчества может быть назван как со-бытие, главной темой которого явилась встреча с личностью поэта и его внутренним миром.

Я сразу проникся доверием к его творчеству, поверил его стихам, обрел уверенность благодаря путешествию по его стихотворным тропам.

Доверие как психологическая дистанция, как расстояние, часто обратное физическому. Мы наблюдаем порой отношения использования Другого, физической близости, в которой отсутствует знание Другого как личности, в котором внешняя маскировка скрывает истинные чувства…

Имитации чувств – вот чего не было в творчестве Игоря Николаевича! Он прост и светел. У него нет заумных слов. Он трогает за душу.

Я долго размышлял над его образом, созданным дагестанским художником Салаватом Салаватовым. Для себя я определил эти линии как строгую красоту. Собранность и серьезность лица, сложность жизни поэта породили совершенно другой гармоничный и простой мир, мир простых контуров и звуков, мир гармонии, интеграции человеческих начал в любви!

Мимикрия чувства, ложь, обман близости – вот то, что подрывает доверие, что закрывает путь к познанию личности. Поэт познал самого себя. На этом пути он был честен с собой. Именно из этого источника знания ему открылся мир других людей и мир природы, мир потайного человеческого чувства. Именно из этого глубокого познания себя и проистекала его поэзия.

Он открыл этот источник в себе, а через него и мы можем открыть в себе нечто новое. Приращение познания, но не рационального, а порой интуитивного знания о себе, предчувствия некой тайны бытия – это было свойственно Григорьеву. Благодаря его творчеству и моя тайна бытия стала более понятной…

Творчество Григорьева собирает ум и просветляет взгляд. В надежде на доброту мира, в надежде на самопознание, в надежде на доброе и вечное открывал я для себя поэта. Этим открытием я хочу поделиться с вами! Я приглашаю вас в удивительный мир Игоря Николаевича Григорьева.

Завершить хочется словами поэта. «Люблю тебя светло!» - этот призыв обращен к читателю, к каждому человеку, к светлому его началу. «Жить будем!», и поэт вместе с нами, и мы с ним!

В добрый путь!

 

Рассмотрим это путешествие к себе, в котором человек всегда обречен на одиночество, на примере стихотворения «Разлука-даль»:

Разлука-даль стихи слагает:
Уйти в зарю из шалаша!
И в том пути изнемогает
Моя бездомная душа.

Уже и утро пролетело:
Передохнуть бы у ручья.
Но хоть бы что душе до тела,
Она торопит: даль ничья!

Уже и версты ночь итожит,
И телу бренному невмочь.
А вот душа изныть не может,
Ей никогда не изнемочь.

Она, как песнь, как путь, нетленна,
Ее как время, не унять...
"Душа у тела вечно пленна". -
Кто у кого в плену, как знать.
Разлука-даль стихи слагает

О чем эта фраза? Прислушайся и присмотрись и ты увидишь бескрайние пространства, раскрывающие перспективу горизонта, запах бесконечной степи, устремившейся навстречу грозовому весеннему небу. Это Русь, это жажда духовная, это вечная устремленность земли к небу и весьма редкая, почти исчезнувшая возможность напитать эту землю дождевой водой. В это фразе предстает сама душа, тут попытка соединить субъективное состояние с объективным ландшафтом. И все-таки непонятно где рождается поэзия? А думается, что она подобна религии и осуществляет ту самую связь земли и неба. Разлука – уход из одного мира в другой, не просто смена пространства, а именно готовность воспринять и усмотреть Поэзию в общем замысле мира, а за этим замыслом и самого Поэта-Творца. В его замыслах находятся промыслы-судьбы человеческие и каждого Господь ведет своими путями к покаянию, но не всем даровано знать цену слова-спасения. Поэзия – это путь к пониманию замысла, но пройти этот путь без покаяния значит не оправдать высокую цену (Дорогая цена по Григорьеву), которой заплачено за поэта.

«Но, лишь божественный глагол» А когда поэт готов, то его поэзия может реализоваться и принять соответствующую художественную форму лишь в наиболее подходящих условиях. Вот оттого-то даль стихи слагает, но та лишь даль, что разлука. И этот творческий акт подобен Божественному творчеству, которому было уготовано пройти через Землю. Космос (красота) стал той художественной формой, в которой Господь явил свое благоволение.

Уйти в зарю из шалаша!

Призыв, несомненно. Но, не приказ! И снова здесь напрашивается аналогия о том, что шалаш – это есть лишь временное жилище, временное пристанище, каковым является тело для нашей души. А поэт был рожден в космосе и этому космосу он и должен принадлежать. Посему и следует ему возвратиться в дом отца своего. Заря всего лишь указатель направления, лишь слабый отблеск божественного сияния в мире природы. Свет надмирный и невечерний в земном мире.

И в том пути изнемогает
Моя бездомная душа.

Душа изнемогает без Бога! Душа не может успокоиться, не обретя дома. И вновь звучит здесь мотив иной жизни. Истинная жизнь там, где Бог, истинная жизнь в Боге. К нему устремлен как мир видимый, так и мир невидимый, которому принадлежит душа человеческая. Потому-то душа и изнемогает, что тесно ей в клетке тела своего находиться, не может она узреть красоту мира, если не узрит в нем Бога. Как пеленают ребенка в детстве, так и душа, заключенная в пелены тела своего проходит школу смирения. Как пишет святитель Игнатий Брянчанинов в своих аскетических опытах: «Смирение не видит себя смиренным. Напротив того оно видит в себе множество гордости. Оно заботится о том, чтоб отыскать все ее ветви; отыскивая их, усматривает, что и еще надо искать очень много». Так что истинное смирение не есть плод лишь только внешних пелен и обстоятельств жизни, которые составляют суть лишь необходимые, но явно недостаточные условия. Смирение – дар Божий, и в полноте своей может проявиться не столько на уровне внешнего поведения, сколько на уровне духа. И пока душа, которая есть дар, не возрадеет о умножении даров, то и не обратиться к Богу. Вот откуда тоска и изнеможение, вот откуда страдание, определяющее движение к дому Отца Небесного.

Уже и утро пролетело:
Передохнуть бы у ручья.

Утро пролетело…  Вся жизнь есть лишь одна мимолетность. В этой фразе мы слышим осознание того, что молодость прошла, прошла пора чистых порывов и юношеской дерзости. Возникает ощущение иного движения во времени, время становится все более ценным ресурсом и характеризует наступление зрелости, в которой многое видится по-иному. Иные планы, иные чаяния и надежды. Приходит осознание своих возможностей, а также того, что уже не состоялось и не состоится. Возникает усталость в рутинном потоке жизни и, как следствие, потребность передохнуть, но ручей жизни бежит, не останавливается. Ручей стремится к устью. Там в устье нашей жизни будет ли отдохновение?

Но хоть бы что душе до тела,
Она торопит: даль ничья!

Душа уподобляется ручью, душа и есть свободное течение вечного во временном. Устало тело, оно как все временное и ветхое изнашивается и приходит в негодность, а душа – неустанно стремится вперед, прочерчивая свой путь в земном ландшафте. Душа торопит, но не торопится. В этом движении важен поиск, но поиск осторожный и осмысленный, т.к. утро уже пролетело, а даль ничья! В этой ничейности снова звучит мотив непринадлежности души этому пространству. В этом голос свободы и потребность стать чем-то, обрести форму, увековечить странствия души.

Уже и версты ночь итожит,
И телу бренному невмочь.

Версты ночь итожит. Мотив старости. Земное временное близится к концу. Телу бренному невмочь. Физическая немощь только усиливает потребности души. В каком состоянии подходит душа к своему земному финалу? Что ей уготовано в Вечности? Кто встретит ее за порогом смерти? Или и там она останется неузнанной и ничейной?

А вот душа изныть не может,
Ей никогда не изнемочь.

Душа вневременна и возможности ее неисчерпаемы. Являясь даром от Бога, она им подпитывается, точно так же, как подпитываются ручейки дождями и тающими снегами. Ручейки сливаются в общем потоке и радостно устремляются к чарующему и непознанному Океану бытия. Душа находится в состоянии со-бытийности и сопричастности, а часть вне целого быть не может, но и целое будет целом при условии, что все ручейки достигнут своей цели.

Она, как песнь, как путь, нетленна,
Ее как время, не унять...

Здесь мы встречаем синонимичный ряд метафор. Душа есть и ручей, который подобен песне. Песня также подобна пути. Душа есть путешествие.

Музыка странствий, лети душа моя!

Ты подобна музыке, как вечное путешествие, что никогда не начиналось и никогда не прекратится...

Душа как музыка, что слышна в тишине...

Полёт как мечта, буря и натиск в начале, тишина и покой – в конце, в надежде - движение жизни, в танце вечности - упование ее...

"Душа у тела вечно пленна". -
Кто у кого в плену, как знать.

Суждение и сомнение. Опровержение собственных устоявшихся представлений. Не застрять в заскорузлости формы. Иначе вырождение, иначе обряд, иначе фарисейство…

Драма жизни предстает в рождении и смерти человека.

Рождение души. Факт ее существования или отсутствия. Проклятые вопросы бытия! Психофизическая проблема. Как бы мы жили, если бы все знали наперед?!

Душа и тело. Нераздельное единство здесь на земле. Ибо все дурное, как и все доброе выходит наружу и осуществляется благодаря нашему телу. Оно покорное орудие исполнения наших желаний.

Но, желания зарождаются в душе. Дать им волю? В нашей ли власти?

Драма состоит в том, чтобы научиться распознавать движения души и отличать их от движений тела. А для этого надо избрать путь.

Жизнь поэта разрываема противоречиями. Поиск – это труд души, а не приятное и комфортное путешествие с видом на лазурное побережье Франции.

Господи!
Я не обрёл даров твоих.
Я так и остался желающим существом.
Насыщение не даёт радости.
Я алкал любовь, но получил пресыщение.
Усталость от жизни в круговороте желаний.
Хочешь быть в мире - желай! 
Но, мир - источник страданий!
Сам мир чьё-то желание.
Желание как источник страдания.
Им все и уравнивается.
Ничего не желать - страдать вдвойне, 
т.к. не желать - значит утратить своё присутствие в мире и сам мир.

Как хорошо про это сказал Иосиф Бродский:

«Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье - слепота, а чаще – свинство».

Вы можете выбрать комфорт и потерять душу! Вы можете выбрать душу и потерять покой! Решать вам. Если вы знаете, что есть ваше? Ведь все, что мы получили во временное пользование здесь – дано нам от Бога! И тех, кто решил вопрос утром и тех, кто пришел в виноградник за час до окончания работ, послушных и непослушных, детей своих любит Господь!

Нам не дано знать, но у нас есть дар веры! Освободиться от плена… Не такая уж плохая перспектива, согласитесь, при условии, что вы знаете, что такое плен.

Чтобы понять Григорьева нужна своя боль. Боль от разрушений родного и Родины. Как в книге Саввы Ямщикова "Когда не стало Родины моей". Ведь Родина и родное, там, где душа. А если на этих бесконечных пространствах, которые Л.Н. Гумилев точно определил как «От Руси до России» будет утрачена русская душа, то не восполнят ее ни новые победы на социальных фронтах, ни волонтерские движения, ни рост материального благосостояния… Ведь как точно подметил Исаак Сирин в своем труде «Путь в жизнь Вечную»: «Воздаяние же бывает уже не добродетели и не труду ради нее, но рождающемуся от них смирению». Без смирения в душе нет мира. Духу милосердия противостоит дух гордости. Как бы помнить об этом? Ведь без Бога мы – тля, сосущая соки земные и саранча, оставляющая после себя пустыню, где боль забвения живет.

Игорь Николаевич Григорьев задает высокую планку внутреннего напряжения, притом у него своеобразная ритмика и музыкальность. Я первое время песни даже не писал. Они сами рождались. Брал гитару и мелодия сама шла, оставалось только аккорды менять. Он мелодичен, ритмически напряжен, а тексты полны вопросов. В него надо вчитываться. Поэт размышляет о жизни, поскольку в этом размышлении главным предметом рефлексии выступает его собственная душа, в ее отношениях с миром, бытием и Богом. Рефлексивная культура стиха, вот что отличает его поэзию, несмотря на ее народность и кажущуюся простоту. Чтобы понять внутреннее устроение стиха, его художественный строй и палитру, надо собственную душу сделать предметом нелицеприятного анализа.

Думаю, что время Григорьева пришло. Это видно по душам, изголодавшимся по слову, по хорошему русскому слову, в котором явлена и открывается красота русской души и природы. Люди хотят пить. Суррогаты дают лишь иллюзию, а потом возникает опустошенность и чувство обкраденности.

Личность Игоря Николаевича Григорьева - это чистый родник слова русского, который снова забил из-под завалов по благословению Божьему!

Возрадуемся этому событию!

Д.К. Войтюк, кандидат психологических наук (г. Новосибирск)
23.01.2014 г., в день памяти святителя Феофана Затворника


«Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на всё, что не против Совести, готовый! Чего ещё?»
Игорь Григорьев