М. В. Шабович. О некоторых авторских неологизмах Игоря Григорьева

Игорь Григорьев (1923–1996) – один из тех поэтов, кто еще по-настоящему не оценен ни своими современниками, ни сегодняшними исследователями русской поэзии, хотя в этом направлении делается уже немало, в первую очередь, благодаря неутомимому составителю словарей Анатолию Павловичу Бесперстых и писательнице, кандидату психологических наук Наталье Викторовне Советной, которая не только знакомит читателей с творчеством этого неординарного псковского автора, но и проводит конкурсы, конференции, вечера его памяти в России и Беларуси, подключая переводчиков, чтобы строки поэта-воина, поэта-труженика обретали заслуженную вторую жизнь и во многом были примером для молодых творцов.

Яркой особенностью поэтического стиля Игоря Григорьева является постоянное и целенаправленное обращение к авторским неологизмам (окказиональным словам), без которых, как известно, невозможно представить поэзию 20-х годов ХХ века [1]. По разным причинам  (в первую очередь, из-за репрессий) впоследствии русская, да и белорусская поэзия в меньшей степени стали «подпитываться» окказиональной лексикой, но в творчестве отдельных авторов окказионализмы по-прежнему во многом определяли и определяют поэтическую строку, в который раз показывая и доказывая, что в меру употребленное некодифицированное слово не только «раскрашивает»   художественный текст, но и делает его поистине  «индивидуальным», не похожим на другие.  

Таким автором и является русский поэт Игорь Григорьев. Одни современные исследователи сравнивают его с Николаем Рубцовым, другие находят в его творчестве есенинские мотивы [2, с.3-5].  И все же, пожалуй, он был ни на кого не похож. Он был самодостаточен. Он был Игорь Григорьев.

Но обратимся к характеристике окказиональных лексем в произведениях поэта, включенных в сборник «Любимая – любимой остаётся». Первое, что бросается в глаза, это то, что автор  активно использует окказионализмы: нами отмечено более сотни новообразований. И это всего лишь на 118 страницах! Причем Игорь Григорьев не отдает предпочтение словам какой-либо одной части речи, а в равной степени обращается к созданию окказиональных имен существительных, прилагательных и глаголов (гораздо реже – наречий).

При создании окказиональных лексем поэт использует различные  способы словообразования. Остановимся на некоторых и одновременно попытаемся дать толкование авторским дериватам:

а) суффиксальный: Весняна  (так иногда называют того, кто появляется весной; здесь – весенняя кукушка): Но твоему горящему «ку-ку» Уже поверил юный лес, Весняна (с.35), (весн-а + -ян-а); голубень (голубизна): Привет вам, грозовые тучи И дымчатая голубень! (с.80); (голуб-ой + -ень); гульбить (предаваться гульбе): Вечный запевала – Май – гульбит опять!.. (с.28),  (гульб-а + -и-ть); дарины (подаренное, подарки): Какие дани и дарины Ты жертвуешь и платишь, Русь? (с.65),  (дари-ть + -н-ы); дорожина (увеличительное от дорога; широкая дорога): Я иду, седой и светлый, Растревоженный, – В мир пригожий, в мир заветный, – Мил дорожиной (с.44), (дорог-а + -ин-а); лилово (наречие от лиловый): [Месяц] Сыплет, щедро и лилово, В воду пятачки (с.79), (лилов-ый + -о); льдеть (покрываться льдом): Над ними льдела и кипела И старина,  и новизна… (с.6), (лёд + -е-ть); медынь  (мёд или то, что имеет свойства мёда; здесь: растения, пахнущие мёдом): Шаг шагнешь – и сразу хлынет Праздник рос, Ливень ласковой медыни, Светлых слез (с.40),(мёд +  -ынь);  мёдный (который имеет отношение к мёду): До чего ж сладка сморода, Мёдны травоньки! (с.44),  (мёд + -н-ый); огневеть (проявлять особенности огня; становиться огневым): Так небывало: Валит снегопад, И огневеет громкий клич кукушки (с.34), (огнев-ой + -е-ть); сентябрины (то, что имеет отношение к сентябрю; происходящее в сентябре): Год сорок третий.  Сентябрины (с.65), (сентябрь + -ин-ы); сентябрить (проявлять особенности сентября; веять сентябрем: Уж не томит жара, И желтизною сентябрит из леса… (с.31), (сентябрь + -и-ть); снежность (абстрактное имя существительное от  снежный; белизна): Растает и вновь заплескает Нежнейшая снежность берез (с.72), (снежн-ый + -ость); угрюминка (уменьшительно-ласкательное имя существительное от угрюмый): Ни угрюминки на небе – Чистота (с.40),  (угюм-ый + -инк-а);        

б) префиксально-суффиксальный: выпеснить (выразить в песне (песнях)): Неужели?.. Да выпеснишь разве Все соблазны житейского дня (с.77), (вы- + песн-я + -и-ть);  заутреть (рассветать): Заутрело (с.94), (за- + утро-о + -е-ть); насолнчен (наполнен солнцем): День усеян горицветом, день насолнчен (с.13),  (на- + солнц-е + -ен); промедвянен (наполнен медвяным запахом): [День] До макушки нежным жаром Промедвянен… (с.13), (про- + медвян-ый + -ен);

в) нулевая суффиксация:   сонь (состояние сна; от сон): Российскую сонь беспокоя, С тех пор колоколец гудит… (с.114);  

г) префиксально-нульсуффиксальный: непролазь (непроходимое место; место, где нельзя пролезть): Проезжали села и города, Старорусскую непролазь (с.110); неусыпь (то, что нельзя усыпить, успокоить): Неусыпь ребячья – заводь, Внучка омута, Где язи клевали – с лапоть, Ряской тронута (с.44);  

д) префиксально-суффиксально-постфиксальный: заневеститься (стать похожим на невесту; покрыться белым (как фатой); помолодеть) И заневестились чисты кусты… (с.102), (за- + невест-а + -и-ть + ся);    

е) сложение (с суффиксацией и без): буйноцвет (буйный цвет): И стынут в тепле буйноцвета Мужья… Бобыли… Сыновья… (с.19), (буйн-о-цвет); горемаятная (которая мается от горя): Горемаятная родина, Горемаятные мы…(с.51), (гор-е-маят-н-ое); горькоокая (у которой горькие очи, с горькими очами (от горьких слёз): Горькоокая Единёшенькая лошажья сила… (с.83), (горьк-о-ок-ая);  златогрусть (златая грусть) Что день – темнее златогрусть… (с.65), (злат-о-грусть); мокроснежить (покрывать мокрым снегом): Была бесприютна погода – Покров мокроснежил и дрог (с.81), (мокр-о-снеж-и-ть); огнеперое (с огненными перьями, наподобие огненных перьев): Зови, бедуй: Тебя поймет весна, И солнце огнеперое услышит! (с.35), (огн-е-пер-ое);  льнокоса (с косой цвета льна): Девчонка, боса и льнокоса, С испугом о счастье поет (с.72), (льн-о-кос-а); семиветровая (которая имеет отношение к семи ветрам): Притихла гладь семиветровая… (с.61), (сем-и-ветр-ов-ая); стогорлый (в сто горл): И над табельной ночью – Стогорлый набат! (с.88), (ст-о-горл-ый);  странно-новая (новая, как ни странно): [Звезда] Вдруг замелькает странно-новая,  Вот вещая оборвалась (с.61), (странно + новая); тяжелорукая (с тяжелыми руками, тяжелая; основательная): Память, Тяжелорукая правда, Вчера и Сегодня Итожит про Завтра (с.83), (тяжел-о-рук-ая);   червонокрылый    (с червоными (красными) крыльями): Заря, заряна, заряница, Червонокрылый небокрай, Моя печальная жар-птица, Не улетай, не догорай (с.62), (червон-о-крыл-ый); широкополье (широкое поле): На доброй пашне, в широкополье, Олешник вымахал да лоза (с.15), (широк-о-пол-j-е). 

Часть отмеченных нами некодифицированных слов не претендуют на исключительное авторство И.Григорьева, т.к. они встречаются в произведениях и других писателей (в том числе белорусских), которые творили, в частности, в 20-е годы ХХ века: голубень (так назывался один из сборников С.Есенина), снежность (употреблял Дмитрий Мережковский, в последнее время нередко встречается в речи), сонь (ср. Светит месяц. Синь и сонь. Хорошо копытит конь (С.Есенин)), мёдный (употреблял, в частности, Янка Купала), сентябрить (встречаем у К.Паустовского и др.), заутреть (ср. Утреет. С богом! По домам! Позвякивают колокольцы… (А.Блок).

Довольно любопытен факт авторства новомодной теперь лексемы снеги, которую многие приписывают Евгению Евтушенко (Идут белые снеги, как по нитке скользя…), хотя, наверняка, гораздо раньше её употребил Игорь Григорьев, во всяком случае, под стихом в анализируемой книге стоит 1946 год: В завороженном краю Снеги поют. Ни души (с.26). Стихотворение Е.Евтушенко, кстати,  датировано 1965 годом. Отнесения лексемы к авторским единицам носит весьма спорный характер, поскольку она фиксируется в сборниках русских народных песен ХІХ века. 

Игорь Григорьев нередко бывал в Беларуси, дружил с белорусскими писателями и даже переводил с белорусского. Может, поэтому в некоторых его стихах есть несомненные белорусизмы, в том числе имеющие окказиональный характер: Заря, заряна, заряница, Червонокрылый небокрай, Моя печальная жар-птица, Не улетай, не догорай (с.62).
Среди причин появления новообразований в произведениях Игоря Григорьева можно, на наш взгляд, назвать следующие: а) любовь автора к великому русскому языку и желание показать его гибкость и словообразовательные возможности; б) стремление к максимальной точности мысли и, соответственно, к максимально-точному её словесному оформлению; в) желание привлечь внимание читателя новым (зачастую, незнакомым, неизвестным ранее по морфологическому оформлению,  «морфемосплетению») словом; г) влияние русской поэтической школы начала ХХ века.  Меньше отмечены версификационные цели – поиск новой рифмы и требования  ритма, – что нередко встречается в творчестве отдельных авторов. Складывается впечатление, что И.Григорьев создаёт новые слова с гораздо более важной целью, а не просто ради ритма и рифмы. Иногда даже нет ощущения акта творения слова, будто поэт использует давно известные слова, настолько они органически вплетаются в канву стиха и не вызывают малейшего подозрения в «нецелесообразности» новообразования, в механическом моделировании новой речевой единицы.

В заключение хочется пожелать произведениям Игоря Григорьева долгой и счастливой жизни. И пускай по его честным строкам молодое поколение учится жить, работать и побеждать. И пускай вместе с его искренними стихами золотисто искрятся-сверкают чистотой и нежностью его многочисленные новообразования как свидетельство настоящей  жизнедеятельности  и непрекословного развития русской литературной речи.

Шабович Н.В., Минск, БГПУ

Литература

1. Шабовіч М.В. Аказіянальныя словы ў беларускіх мастацкіх тэкстах 20-х гадоў ХХ стагоддзя: манаграфія / М.В.Шабовіч; навук. рэд. П.А.Міхайлаў. – Мінск, 2013. –    197 с.
2. Григорьев, Игорь. Любимая – любимой остаётся. Избранные стихи / Игорь Григорьев. – Псков: Курсив. – 1998. – 118 с.
3. Ожегов, С.И. Словарь русского языка: Ок. 57 000 слов / Под ред. чл.-корр. АН СССР Н.Ю.Шведовой. – 18-е изд., стереотип. / С.И.Ожегов. – М.: Рус. яз., 1987. –     797 с.