Н. В. Советная. Да как же России не быть?
Творчество Игоря Григорьева – новое слово в литературе, совершенно не лишнее звено в цепи, с помощью которой куётся целостность, сплав русской культуры… Иметь поэта такого класса и калибра – просто честь для любой литературы мира (А.Н. Андреев, доктор филологических наук, БГУ).
Игорю Григорьеву (1923–1996), пронзительно-русскому поэту, в августе 1941 года исполнилось 18 лет. Фашисты уже хозяйничали на Псковщине, наводили свой жестокий порядок. К этому горькому времени Игорь, сын крестьянского поэта Николая Григорьева, унтер-офицера с Георгиевским крестом за Первую мировую, писал:
Немо краснолесью, слепо лучезарью:
Свет погашен сталью, высь набрякла гарью.
Ни «ау», ни эха, ни смешинки малой –
Лихо, плен, глумленье злобы небывалой.
Ни росы, ни дали, ни туманной рани.
На дорогах скорбных – «панцири-лохани»:
Никому спасенья от крестов безбожных!
Никакого лета в убиенных пожнях.
Грех и разоренье, кровь и униженье.
Умирают сёла, как в костре поленья…
Обмерла осинка у горюн-крылечка,
Будто потеряла знобкое сердечко, –
Горькая не может в быль-беду поверить:
Мёртвых не оплакать, горя не измерить…
(«Лихо», 1941)
Молодой подпольщик Игорь Григорьев возглавил плюсское молодёжное сопротивление. Парни и девчата, около сорока человек, нарушали немецкую связь, подсыпали гравий в буксы вагонов, расклеивали листовки, помогали беженцам и военнопленным, собирали оружие, наблюдали за передвижениями врага. Подпольщики не раз спасали от угона в Германию ребят и девчат Плюссы, доставали евреям документы с русскими фамилиями, именами. Однажды Игорь предотвратил гибель партизан Стругокрасненского подпольного центра, вовремя предупредив о карательной операции.
Не сразу, лишь после приказа Тимофея Ивановича Егорова, командира Стругокрасненского межрайонного подпольного центра, давшего для связи пароль: «Зажги вьюгу!» и отзыв: «Горит вьюга!», Игорь согласился на предложение начальника биржи труда работать переводчиком в ненавистной комендатуре.
….Сама себе не рада,
Спохватится беда.
И осенит крестом
Содеянное худо.
Мы вырвемся отсюда
На волю, в лес – наш дом.
(«Переход»)
Где можно быть собой,
К своей братве причалить,
Из-за угла не жалить,
Где бой – открытый бой.
Так будет! А пока,
По горестному праву,
Я тута – «герр», вы – «фрау»,
Ловчим в гнезде врага…
(«В комендатуре»)
Григорьев превосходно владел немецким: от природы были цепкая, прочная память и дар божий к языкам. Неслучайно он стал мастером глубинной русской речи, и сейчас над его книгами трудится филолог, лингвист, лексикограф А.П. Бесперстых, автор многочисленных оригинальных словарей. Подпольщики Григорьева умно, ловко, не вызвав у фашистов подозрений об участии в операции местного населения, обезвредили и передали партизанам крупного карателя, офицера СД, связного немецких агентов полковника Отто фон Коленбаха и его переводчицу фрау Эмилию Пиллау.
Задание партизанского центра по выявлению немецких агентов – от «цеппелиновцев» до сотрудников СД – тоже удалось выполнить. Однако Любу Смурову, вынесшую с биржи труда карточки на агентов, тайная полиция выследила. Вместе с Любой немцы взяли её тётку Ирину Егорову с дочкой Анной, переводчика лагеря военнопленных Игоря Трубятчинского. Григорьева подпольщики успели предупредить: «В доме засада. Уходи!»
Всю ночь, до выхода из посёлка в лес (пробираться пришлось через минное поле), Игорь писал горестные стихи. До последнего дня не мог он простить себе, командиру подпольщиков, гибель девушки. Её и других арестованных, измученных пытками, расстреляли в ночь на 16 сентября 1943 года.
Недоступен лик и светел,
Взгляд – в далёком далеке.
Что ей вёрсты, что ей ветер
На бескрайнем большаке!
Что ей я, и ты, и все мы,
Сирый храм и серый лес,
Эти хаты глухонемы,
Снег с напуганных небес…
Жарко ноженьки босые
Окропляют кровью лёд.
Горевой цветок России,
Что ей смерть? Она идёт!
(«Последний большак»)
В тот же день Игорь Григорьев ушёл в распоряжение 6-й партизанской бригады. Прикрывая отход обоза, получил первое ранение. Под непрерывным «шмайссерским» обстрелом немецких егерей дополз незамеченным до густого кустарника. Полуживого разведчика выходила крестьянка из деревни Посолодино Ольга Михайлова. Возвратившись в отряд, Игорь вместе с братом Лёкой (Лев Григорьев) сразу ушёл на захват шефа районной полиции Якоба Гринберга. 26 сентября 1943 года, на обратном пути, у деревни Носурино, братья попали в немецкую засаду, устроенную по доносу старосты. Младший Григорьев погиб.
Ты меня прости:
Без слёз тебя оплакал.
Умирали избы, ночь горела жарко.
На броне поверженной германская собака,
Вскинув морду в небо, сетовала жалко.
Жахали гранаты,
Дым кипел клубами,
Голосил свинец в деревне ошалелой.
Ты лежал ничком, припав к земле губами,
Насовсем доверясь глине очерствелой.
Вот она, война:
В свои семнадцать вёсен
Ты уж отсолдатил два кромешных года...
Был рассвет зачем-то ясен и не грозен:
Иль тебе не больно, вещая природа?
(«Брат»)
«Предателя уничтожить, а его дом – сжечь!» – приказал Игорю руководитель центра Тимофей Егоров. Григорьев зажёг паклю на чердаке дома старосты, зашёл в горницу и замер: в красном углу перед иконами теплилась лампадка… Командиру Игорь доложил, что убить хозяина дома не смог: «Не палач я!»
В контратаку под деревней Островно 10 февраля 1944 года командование бросило бригадных разведчиков – 38 человек во главе с комбригом Виктором Объедковым. Страшный бой, переходивший в рукопашный, стал для Игоря последним. Осколком разорвавшегося снаряда он был тяжело ранен. С того дня И. Григорьев, подпольщик, партизан, разведчик, орденоносец и поэт, прошёл десятки лазаретов, перенёс восемь операций.
Светлый ангел – сестрица, скажите:
Догорит моя ночь хоть когда?
Длань на рану мою положите:
За окошком ни зги – темнота.
Горькой доли глоток, не бессмертья,
Мне бы надо вкусить позарез!
Кроткий ангел, сестра милосердья,
Неужель я для смерти воскрес?
Я согласен, согласен, согласен
Побрататься с тревогой любой,
Лишь бы не был мой голос безгласен!
Только б, жизнь, не разладить с тобой!
Чтобы петь на неистовом свете,
Разумея: бессменна страда.
Только б русскую душу на ветер
Не пустить – ни про что – в никуда!
(«Боль»)
Выступая в ноябре 2014 года на Первых Григорьевских чтениях «Слово. Отечество. Вера», д.ф.н. Г.Н. Ионин отметил: «В истории русской поэзии ХХ века Игорь Григорьев – явление уникальное. Он, быть может, единственный, кто в поединке с конъюнктурой и идеологическими стереотипами недавних лет никогда не перестраивал своей лиры. Он стойко и убежденно оставался верен себе!» Старший сотрудник Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН в Санкт-Петербурге, профессор А.М. Любомудров отметил, что, страдая, мучаясь болью Родины, поэт Игорь Григорьев жил подлинно, по-настоящему. «Гореванием о Руси можно определенно назвать и всю его зрелую поэзию».
Наталья СОВЕТНАЯ, БЕЛОРУССИЯ
Источник: Литературная газета №12 (6502) от 25.03.2015
Авторы:
