Черный хлеб

Я в русской глухомани рос.

Шагнешь — и прямо на задворках

Ольха, да мох, да плеск берез,

Да где-то град уездный Порхов.

В деревне двадцать пять дворов,

На едока шматок низины,

На всех четырнадцать коров

И семь голов иной скотины.

Народ — на голыше босяк,

А ребятню что год — рожали.

Как жили? Всяко: так и сяк —

Не все, однако, помирали.

Большим не до ребят—дела:

Не как теперь — не на зарплате.

Нам нянькой улица была,

Кустарник — мамкой, поле — тятей.

Про зиму что и вспоминать:

Вьюга вьюжила на болоте —

Зима и сытому не мать,

Хоть в шубе будь, да все не тетя...

Весной кормились купырем,

Пестами ранними, кислицей,

А потеплеет—пескарьем,

Но более всего водицей.

Зато уж лето детворе

Надарит ягод, и орехов,

И птичьих песен на заре,

И вволю солнечного смеха!..

Нас в люди выводила Русь

Всей строгостью земли и неба.

Пусть хлеб ее был черным! Пусть!

Но никогда он горьким не был!

26—27 июля 1960,

Городок Витебский