Поэма «Русский урок»

В раскосые зраки Батыя

Ты блазнилась взятой уже.

Россия, Россия, Россия

На крестном своём рубеже!

 

До Волжских могил от Мамая —

Война неземной долины,

Атака семивековая,

Беда без суда, без вины.

 

Во имя любови и воли

Бездонная крови река.

Превыше и горше юдоли

Не ведали даль и века.

 

Огнища, остроги, курганы —

От Калки-реки до Сестры.

Горят непогасшие раны —

И звёзды горят, и кресты.

 

Горят россиянские были,

Набатами — всклень и тоской.

Там всякие Митрии были —

Лжедмитрий и Дмитрий Донской.

 

День прошлый для нови-исторьи

Не жупел, не чин-господин.

Но намертво розны Григорьи —

Отрепьев и Гришка, мой сын.

 

Тем зависть душонку изгрызла,

А эти — не души: редут!

Те — ищут корысти без смысла,

А эти — для смысла живут.

 

Для власти — для рабьего блага,

Те могут себя полонить,

А эти — стрясись передряга —

Собою тебя заслонить.

 

Надейся: коль надо — заслоним.

Кому что, сурово решай.

Коль будет — как было! — отстонем.

Но ты и сама не плошай!

 

~     ~     ~

 

Да встанут противу засилья

И ухарь, и схимник-монах!..

Россия, Россия, Россия,

Купальница в адских чанах,

 

В   «котлах» — и других, и Смоленском...

Страдунья, себе самосуд,

В замшелом «авось» деревенском:

«Всевышний и Сталин спасут!».

 

Но причудь — «авось» — не спасала.

И жгла ты свои корабли.

Добро, что страшно приказала

(Иначе бы разве смогли?):

 

«Держаться, держаться, держаться,

Бутылками танки рубя!

Мы — дома: не сметь унижаться!

Последний патрон — для себя!».

 

— А кто повеленье преступит —

Платить нерасплатной ценой:

Бесчестья и смерть не искупит.

Всё поняли? Рота, за мно-ой!.. —

 

Раз велено — велено, значит.

Вздымай нас! Гони нас! Влеки!

Хоть бой, почитай, и не начат —

Уже подо Псковом враги.

 

— Да где там под Псковом — у Луги!

— Да это ж куды он припрёт?..

— Неуж мы такой недолугий,

Такой некудышный народ?

 

~     ~     ~

 

Не зряшно германцы грозили:

Красуха у них за спиной.

Россия... Россия... Россия...

Свет рушится...

— Ро-ота, за мной! —

 

А поле глухо, да глазасто;

А лес — непрозрим, да ушаст.

В цепи нас — негусто-нечасто.

На дыбе мы. Помните нас!

 

Спят в холмиках жёгшие танки.

А холмики — сгладит водой...

Народят других россиянки.

Твой кон: ты повенчан с бедой.

 

И можешь-не можешь — обязан

Добраться! Добечь! Доползти! 

Душа заклинает и разум:

Не глина—Отчизна в горсти!

 

А бой — нешутейное дело,

Осечка — не вечный привал:

«Отвеяша душу от тела»,

Как вещий Бояне певал.

 

Войне только сто тридцать суток,

А тыща три ста — пред тобой.

И жарок, и злобен, и жуток,

И горестен праведный бой.

 

То даль ослепительно выгнет,

То высь громобойно угнёт:

Увидит, услышит, настигнет —

Обвалит, наступит, убьёт.

 

Хоть пусто в петлицах, хоть ромбы,

Отбыть на последнее дно —

От пули, от мины, от бомбы —

Солдату не всё ли равно.

 

Нет! Сердцу, — хоть чьё там, — пужливо.

И до смерти хочется жить!

Но скошено взрывами жниво.

И поздно собой дорожить.

 

От гула звенюче и глухо,

И пьяным-пьяно без вина,

С косою Косая-старуха,

И Родина — только одна.

 

Присудит и к высям, и к безднам;

Кому обелиск позлатит, 

Кого наречёт Неизвестным,

И всхлипнет: «Никто не забыт!».

 

А то ещё в плен закандалит

(И это стрясалось в войну).

И после сама ж не похвалит —

Руки не подаст горюну.

 

~     ~     ~

 

Разящего Разина сила?

Разящая Разина рать?

Россия, Россия, Россия,

Да сколько же можно сгорать?

 

Горю я в кострище тревоги,

В Руси и в заморской дали,

Горюя, что люди — не боги,

Всего только чада земли;

 

Что Божьи созданья беспечны,

Что грешны и грозны они,

Что миги-года скоротечны...

Свет-разум, от тьмы заслони!

 

Я чую, я слышу, я вижу —

Вчера обернулось в сейчас —

Стреляю, душу, ненавижу.

И кровь, а не слёзы из глаз.

 

Сгорает душа — не поленья,

Скудея в вертепе огня.

Скорблю я, ползя в наступленье,

И гложет морока меня: 

 

«Не падать бы навзничь с откосов

С глухою боязнью в душе —

Решиться, как Саша Матросов,

На вражьем застыть блиндаже!

 

Удел не кляня окаянный,

Оставить земное житьё,

Как мних Пересвет покаянный,

Скрестив роковое копьё!

 

Бесслёзно во мгле потрясений

Покинуть возлюбленный край,

Как доблестный Сергий Есенин,

Как светоч Рубцов Николай.

 

Вовеки судьба однолюба

Прекрасна, хоть грешен, хоть свят:

Не сдаться, — как Смурова Люба,

Как Лека Григорьев — мой брат.

 

Как в Порхове Костя Чехович,

Повергший захватчиков в дрожь.

Былина: Алёша Попович!

Да разве нас всех перечтёшь?».

 

~     ~     ~

 

Невольник святого засилья,

Люблю, хоть не знай и не верь,

Россия, Россия, Россия,

Какой уже нету теперь.

 

Не сказку-мечту зоревую,

Что в сердце до гроба таим, —

Мне жаль её ту, горевую,

Нещадную к детям своим.

 

Не знавшую зря лицедеять,

Матюжить и до смерти пить.

Ещё не остывшую сеять

Сухую клочкастую выть.

 

Когда, не бегущие в  грады,

Не бравшие в весях зарплат,

Пресвято твои ненагляды

Блюли свой девичий обряд.

 

И Маньки, Маруси, Манюхи

Не тщились окраской седой.

И хлебы пекли молодухи.

И гриб не считался едой.

 

И Ваньки, Ванюши, Иваны

Не чаяли в этом вины,

Что носят на кроснах сотканы

Не джинсы, а просто штаны.

 

То было до танцетрясенья —

Юродства под электроштамп.

В те годы грядут потрясенья —

Маньяк изблюёт в  мир «Майн Кампф».

 

Ещё не уползшие в гады,

Не ставшие мразью у рва,

Твои окаянные чады

Не пали в змеятник РОА...

 

То было, то было, то было —

Крушенье душе: «Ненавидь!».

Разило. Громило. Губило.

Да! мы не могли не любить.

 

Свою деревенскую ровню

Не волен забвенью предать.

И, пуще всей горечи, помню

Тебя, моя бедная мать, —

 

Ещё в домотканой рубахе,

Не знавшую Знамени лгать;

Ещё не забывшу на плахе

Персты для Знаменья слагать.

 

Далёкие годы и лица,

Уплывшая в море вода.

Но прошлое милым глядится

Не только сегодня — всегда.

 

~     ~     ~

 

Стокровьем закат пересиля,

Победу над ночью зажгла.

Россия, Россия, Россия,

А если бы кровь изошла?

 

А если б разверстая бездна

Пронзила заволжский песок?

Тебе-то, вещунья, известно,

Как в Даль твою впился б Восток.

 

А вдруг бы себя не хватило?

А вдруг бы да сдали крыла? —

Ведь экая смертная сила

Твою непреклонность рвала!

 

Всю ночь от потёмок до света,

До самого Солнца-светла,

Ужель не боялась ответа,

Себя сожигая дотла?

 

Ужели надеялась выжить?

Воскреснуть в назначенный срок?

— Бери неотложней и выше:

Дать нелюди Русский Урок!

 

~     ~     ~

 

Вдругорядь взгори Хиросима —

И Питер сгорит, и Елец...

Россия, Россия, Россия,

Победы терновый венец.

 

Мамаев Курган ли, Красуха,

Ров сирый ли — вечная боль.

Ужель всеземная поруха —

Грядущего века юдоль?

 

Коль века безумье — «на грани»

Пребудет владыкой судьбы,

Земля, Апокалипсис грянет,

Исторгнув из чрева гробы.

 

Вселенская светокончина —

Всегибель творенья Его.

Без дня всесожженья пучина...

И молит душа горево:

 

«В атомщиков свору несыту

Швырни заклинанье, Земля!..».

Как быти два раза убиту —

Убити два раза нельзя.

 

И воев, кто в землю положен,

Не дадено дважды сразить.

У Жизни закон непреложен:

Их надо сперва воскресить.

 

Нельзя повторить сорок первый,

«Смоленский котёл», Ленинград —

Измерить безмерною мерой

Несчётные сонмы утрат.

 

Нельзя повторить «Дранг нах Остен» —

Клеймёны «паучьим крестом»,

Не те мы теперича ростом

(Хоть люди забыли о том).

 

Нельзя повторить Нагасаки,

Зане ноне порох не тот.

— Авось перебьёмся без драки...

Нет, люди: «авось» не спасёт!