Бабушка

Был мой дед своенравен и лохмат,

Характером крут, на руку тяжёл.

Выпьет «пшеничной» — чёрт ему не рад:

Зачудачил, забузил, пошёл...

Да и надымит такого сгоряча,

Что неделю после охает, питух.

Был не сажень ростом — бабке до плеча,

От нужды, как тын от зноя, сух.

Ни телеги не имел он, ни одра;

Были ночи чёрны, были жарки дни;

И  всего-то  в  халупёнке  значилось  добра —

Двенадцать ртов ребятни.

Но не уставал он, делу брат и друг,

С плотницким топориком воистину дружил.

Да бревно однажды выпустил из рук

И, вздохнувши, русу голову сложил.

Бабушка осталася тринадцата-сама:

Большаку пятнадцать, малому — годок.

Хоть стой, хоть падай, всё одно — сума,

Шатнись хоть на запад, хоть на восток.

Но она не заклеймила белый свет,

Разумела: жизнь людская — не вина.

А потом в колхозе — горьких десять лет.

А потом другое лихо: грянула война. 

А за той войной треклятой — чужаки:

Трое немцев на постой к бабуле пёх!

Черепа на рукавах да пауки...

— Отвернул от нас, от грешных, Бог... —

А злодеи загуляли ввечеру,

Нализались шнапса — зелена греха.

— Долго спать вам на негаданном пиру!

И пустила в сени красна петуха.

И запряталась в разбитом блиндаже...

Вдруг пришла к ней жалость жарче зла:

И метнулась в пламень, подчинясь душе,

И гуляк-захватчиков спасла.

И накинули ей петлю палачи.

— О, гроссмуттер¹ ! — упасённый застонал.

И текли над головой её лучи!

И помост ей был как пьедестал!

5 января 1944,

Клескуша (Лужский район)

¹ Бабушка (нем.).