Сайт памяти Игоря Григорьева | Канун (Из поэмы «Плач по Красухе»)

Канун (Из поэмы «Плач по Красухе»)

Сладко-гулко, серебряно

Иволга ведет.

И не поздно. И не рано.

Виночерпий-клевер рьяно

Разливает мед.

 

Проливает, не скупится,

Благостно ядрен.

И не иней сед вдовица —

Жар-сирень, дивьё-девица

Смотрится в затон.

 

Ждет, томленьем перегрета,

Свет шмелей-сватов.

Колдовски дарины лета.

День — сиреневого света

От сирень-цветов.

 

Все заулки и задворки —

Лиловень-садок.

Дали явственны и зорки:

Все ложбины и пригорки —

Верст за пять — у ног.

 

В быстротечной жажде вечной

Плещет цвет июнь —

Свой, не встречный-поперечный,

Беспечальный и беспечный, —

Безоглядно юн.

 

Доведись мне — номер вышел—

Повитать в раю,

Угожу ль куда поближе,

Хоть на Марсе, хоть в Париже —

Это ж запою.

 

Далеко до тьмы покуда —

До концов-краев.

Здесь ничуть-то мне не худо —

Петь ли, плакать, ждать ли чуда

Без любых раев.

 

Потихоньку жив курилка,

Сам себе большой,

Как в разлужье травка-былка,

Как шиповник у развилка,

Только что — с душой.

 

Любо пить хмельную сладость,

Весело грустить!

И, как солнце, светоч-радость,

Ненагляду-неоглядность,

В бреги не вместить.

 

Неречистый, безответный,

Как мое «ау!»,

Край родимый, край заветный,

Чужанину незаметный —

Чудо наяву.

 

Тает зной по косогорам —

Сразу и не вдруг.

И мечтой о счастье скором,

И смиренным вздох-укором

Полон всякий звук.

 

Отработал, отглаголил,

Откипел денек —

Никого не обездолил.

Разгорается над полем

Дымчатый тенек,

 

Шебаршит и балагурит,

Горьковат чуть-чуть;

Сизый ладан речка курит;

Жаркий зрак Светило жмурит;

Времечко вздремнуть,

 

Воля нежит и баючит

Нежный буйноцвет.

Дня царапки не болючи,

И пока ни малой тучи

Вроде нет как нет.

 

Входит, крадучись, прохлада,

Добру ночь суля.

Ладно взмукивает стадо.

Мир. Усталинка. Отрада.

Русская земля.

 

 

***

 

Так ласково день догоревший,

Так мирно отходит ко сну.

И ветер, как хмель присмиревший,

Прилег до утра под сосну.

 

И мнится: в доверчивом мире

Ни крови, ни ярости нет.

Но утро прольется в четыре,

И смерч зашалеет чуть свет.

 

Свинцом раскаленным подует,

Свирепый тротил хлобыстнет,

Разверстая кровь забедует,

И кто-то судьбу проклянет,

 

Кого-то надежда обманет,

Кого-то Звезда озарит,

И кто-то вовеки не встанет,

И кто-то в огне не сгорит.

 

Но это потом. А покуда —

На целых четыре часа —

Покоя предоброе чудо,

Как веки, смежает леса.

 

Мы тоже ведь чада природы,

Нам тоже не грех прикорнуть.

Еще окаянные годы

Пошлют нас в пылающий путь.

 

Давайте с тревогой простимся,

Не будем гадать о судьбе,

Под тихой сосной приютимся —

Не время тужить о себе.

 

В дремоте бугры и ложбины,

Не знают ни зла, ни вины...

Полтыщи шагов до чужбины.

Четыре часа до войны.

 

 

***

 

Не признает июнь разлада,

Как луч не ведает узла;

Рань, как роса, рясна и рада,

Уйди в нее, войди —

услада!

Живи, добро!

Не надо зла!

 

Сник ветерок окрай Красухи,

Безгромно

спит аэродром.

И у заряны-веселухи

Ни гореванья,

Ни порухи —

Одно-одним добро-добром.

 

Аэродром

повили тени,

Тонки, прозрачны и зыбки;

И тишина — тиха до звени;

И, как шатры у Веретени,

В чехлах «ТВ» и «ястребки».

 

Пока не день, да и не ночка —

Еще не спит сычок:

«Сплю-сплю!»

Но дреме не дана отсрочка,

И жаворонок-одиночка

Полощет горлышко:

«Люблю!»

 

А сон силен об эту пору,

Глубок. И синь, что окоем.

Но коротко,

без разговору,

По вымытому косогору

Трубач велит уже:

«Подъем!»

 

Страда зовет.

Встают солдаты.

Ровняют косы на плечах.

А травы часты и кудлаты,

А бровушки у дев крылаты,

И «пред»

бранится вгорячах.

 

Да может быть, и не бранится —

Шуткует.

Делу не во вред.

А наверху — все звонче птица,

Внизу — все явственней землица...

— А ну, солдат!

— Вопросов нет.

 

— Тут- не ать-два подметкой шпарить,

Не артикул ружьем творить.

Постой-ка вровень,

Спробуй, парень, —

В два счета, родненький, упарю...

— Давай,

чего зазря корить!

 

Пошли! И кто кого удале?

Им в этот миг

сам черт не брат!

Всё шире,

Всё ровней,

Всё дале —

Пошли, пошли, пошли!

Наддали!

— А ну, поторопись, солдат!

 

Круты, жарки, чистоголосы

Гуляют плечи:

« Свись-посвись!»

Жужжат в руках стальные осы,

У ног

саженные прокосы

Ложатся...

— «Пред», отсторонись!

 

И дню — лишь час.

И жить не поздно.

И ходят плечи:

«Ай-ай-ай!..»

Ромашки — солнечные слезы, —

И кашки — росные стрекозы —

Взлетают.

—  «Пред», не отставай!

 

А «пред»

винится хитровато:

— Мастак работать! Ну и ну!

Рук занимать — не бечь куда-то:

Найдется дело для солдата,

Хоть вовсе отменяй войну!..

 

Велю свой пыл угомонить я:

Тут всеобычная статья,

Не разособые событья —

Новь — от наива до наитья,

Жизнь — от житухи до житья!

 

 

***

 

Покос, покос! —

страда-признанье,

Возликование труда,

Людей прозренье и дерзанье,

Души и мускулов призванье —

Без сожаленья и стыда.

 

У дел безделью нет резона,

Хоть раскакой-сякой

ни будь —

Хоть хитромудрый, хоть простёна…

Взяти свое взошла Настёна —

«Дать красушанам прикурнуть!»

 

Не рохля-горечь,

не разиня, —

Как луг, зорка и медова,

Грехоопасна, как ягиня,

Горда и статна, как княгиня, —

Ужель и званья, что  — вдова?

 

Ах, кто ты там,

какое дело

Насущну делу до того.

Не званьям лето порадело,

Не званьям — быль-травой вскипело:

Коси, и больше ничего!

 

— Товарищ целеуказатель —

Райкома первый секретарь!

Ляксандр Филиппыч — председатель!

И мой совместный проживатель —

Егор, зазнобушко...

хоть вдарь!

 

Не на вожжу, на всю упряжку

Вас напрягаю —

сразу трех!

А кислу щавель — Дуньку-Машку —

Не обделю.

Дай, Гош, фуражку,

На — ягод: посласти дурех!

 

Ну, а теперь держитесь, беси,

Ух, позарюем над рекой! —

И вдруг: ни ревности, ни спеси,

Ни о судьбе

болючей грези,

Ни жажды мести никакой...

 

О чародейная работа,

На сердце —

цветь и небеса,

Беспечность,

Воля

И свобода.

А и всего-то, и всего-то:

«Коси, коса! Коси, коса!»

 

И даже муторная Софья

Знай точит косу:

— Благодать!.. —

И стоящих не знаю слов я:

Как — без хвалебства-суесловья —

Вам

По заслугам честь воздать.

 

И все, как есть, на свете белом,

Вокруг и около,

до дна,

Душой бессмертной,

Смертным телом

Уже — ужели — за пределом

Добра и зла?

И чья вина?

 

 

***

 

Жребий брошен,

Переполнилась чаша —

Двенадцатый час бьет.

Растерянно,

Неистово,

Страшно,

Неслыханно

кричал льнозавод:

— Война!

 

Еще не убила рука,

Не умерло сердце

И разум

не беспощаден к врагам,

Но от крови уже некуда деться

Разуму, сердцу и рукам:

Война!

 

Еще по ведая,

что у тех тоже

«Gott mit uns»

Беспамятствует на ремнях,

Молились матери бедные:

— Спаси нас, боже!

В наших городах и деревнях

Война!

 

Что в ненависти — любовь,

В отмщенье — спасенье,

Мы — все! —

Не сегодня поймем,

Но уже

проклятое воскресенье

Заполыхало нещадным огнем:

«Война!»

 

Заполыхало,

Забезумствовало,

Заохало

И в подземельях, и в занебесной мгле;

Рвет и мечет,

да не вокруг да около —

По земле, по земле, по земле:

Вой-на!

 

А дню до беды нету дела:

Как был, так и остался — днем.

И солнце

не почернело,

Не охладело.

О это чувство:

С ясного неба гром —

Война!

 

Белым полднем

Рушился, рушился, рушился,

Рушился

белый свет...

— К оружию!

— Оружия!

— Почему ружей нет? —

Война!

 

Ради выходного «под мухой»,

Божился,

Матюжил колхозный сторож:

— Попомнят нас:

Ей-бо, мы их...

одним духом!—

И старой берданкой тряс.

Война-а!

 

— Винтовки!

Винтовки да-айте!..—

Гудит льнозавод,

Все гудит,

Гудит, гудит!..

— Вроде откосили, председатель?

— Я пулеметчик,

Моя косьба впереди:

Война!

 

Заклинало радио:

«Товарищи!

Граждане!

Люди!..»

Затравевшая площадь

как девятый вал.

Запекались губы,

Каменели груди —

Час настал,

Час настал,

Час настал:

Война!

 

А народ кипел у правленья,

Пока не разгневанно,

Однако лицом потемнев.

И над площадью,

как избавление от смятенья,

Рвался уверенный,

Разящий,

Отчаянный,

Но уже вчерашний напев:

«Если завтра

война...»

 

Я и сам их пел —

Холостые песни,

И сам сочинял их;

Простите,

винюсь!

Если бы завтра,

Завтра бы если!..

Но она сегодня пронзила

Русь,

Война.

 

И красухины жихари -

Миряне вчерашние,

А сегодня уже ратоборцев рать, —

Скорбные,

Угрюмые,

Оробелые,

Бесшабашные,

Грозились

врага покарать

Войной:

 

Лихо и зычно,

Будто глоткой одною,

«Если завтра война...»

Грохотали,

как перед войной,

Чтобы шагнуть на дорогу

В четыре года длиною

И в двадцать мильонов жизней

ценой:

Война...



Сборники:

Сборник «Уйти в зарю» (1985), стр. 4

«Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на всё, что не против Совести, готовый! Чего ещё?»
Игорь Григорьев