Оплошка

Стояла ночь, тревожна и глуха.

За речкой спели два-три петуха.

— Григорьевы Лев с Игорем, пора!

— Охотники, ни пуха ни пера!..

Кровянил семафор, чернел откос.

Запрошлым летом тут пасли мы коз.

А нынче, алча эшелон рвануть,

Сто шашек тола угнездили в путь:

Ужо!.. Да маху дали впопыхах

(Чего уж там, покаемся в грехах):

Как следует следов не замели.

И над зарядом — фрицы-патрули.

Один — давай светить, другой — копать.

— Клюет! Тяни уду, ядрёна мать! —

И брат живёхонько рванул фугас:

И патрули оборотились в газ,

И сыпалась железная труха,

И мы греблись подальше от греха.

А смертник-поезд смылся, паразит,

И не ему — стыдоба нам грозит.

За пустотрату сил боеогня

Нас в баню посадили на три дня.

Сидим! Брат Лев, сопя, изводит вшу,

А я стихотворением грешу.

15 января 1944,

Нежадово (Плюсский район)