Сайт памяти Игоря Григорьева | Партизанская быль

Партизанская быль

Светлой памяти брата Льва Николаевича Григорьева

После  боя                                                                           

Лишь мы

Остались в жпвых:

Ползем

Сквозь чадную гарь.

Еще вчера

Один на двоих

Мы съели последний сухарь.

Последний окурок

Два дня назад

Нам губы сухие обжег...

 

Над черным пожарищем

Льется закат,

Сочится,

Каплет в лог.

Й с каждой искрой,

Оброненной вниз,

Бескровней,

Синее,

Плотнее

               высь.

И мы здесь —

                        двое.

А двадцать — где мост, —

В обломках бетона,

Руки вразброс...

 

Горит осколок в ноге у меня

У друга пробито плечо.

Пять километров

За три дня!

До наших тридцать еще.

 

А ночь притаилась,

Глядит на нас,

Леденит тоской-маятой;

И мнится:

Звезда, как волчий глаз,

Перемигивается с темнотой.

 

Подумать только!

Ведь этот лес —

Этот жуткий лес —

Наш!..

Ракета!

Озноб под рубаху полез:

Перед нами —

Вражий блиндаж.

Нацелился:

Вот-вот метнет огонь,

Выжмет последний стон...

Ржавый наган

Впаялся в ладонь,

И на всех —

Один патрон…

 

Кротом бы сейчас

Зарываться в песок,

Зайцем в кусты сигать!..

Но липнет пепел,

Жжет висок,

Твой пепел,

Родина-мать!

 

И в глине —

Не просто следы колес,

А тяжкие раны, брат,

Земли,

Где родиться нам довелось,

Где каждый пенышек

Свят.

 

Товарищ зубами вдруг заскрипел,

Затрясся —

Не спрячешь слёз...

А помню:

Сухими глазами глядел,

Как брата в могилу нес;

И не раз на танк

Со связкой гранат

Ходил он

Один на один...

—  Врешь,

Не от страха я плачу,

Гад!

Это рвется

Гнев из груди!

 

Обернулся, шепчет:

—  Двигайся, друг!

Нам никак нельзя умирать!

Две пары живых

Жилистых рук —

Скольким врагам не дышать!..

 

Потухла ракета.

Другой черноты

Не бывает, наверно, черней.

И мы обдираем опять животы

И рёбра

О рёбра корней.

 

А метры с каждым часом

Длинней,

А тело —

Всё тяжелей...

 

И вдруг

              во весь дух

Засвистел соловей,

Мурлычет веселый ручей.

И вот, воспрянувшие,

Мы враз

Распрямились, приподнялись:

Заря молодая

Глядит на нас —

Живи!

Люби!

Дивись!

 

— Да, — отозвался товарищ, —

Жизнь!

Разве убьешь ее!

Мы еще так заживем.

Держись!

Видишь:

Цветет, поет.

Всё мы осилим,

                        пройдем,

Поверь,

Что бы ни привелось!..

Эх, на Кубань бы махнуть теперь,

Дома, поди, покос!

Мне бы косилку да пару коней!

Гнать бы за рядом ряд!..

Воздух над степью

Браги хмельней,

Стрепеты в небе парят!

Мне бы!.. —

Запнулся и брови свел.

Ловит в ладонь росу...

Солнечным веником

Ночь подмел       

Хлопотливый июнь в лесу.

 

Выискрил травы

Июнь-светолюб,

Выморщил  гладь воды.

Сорвался вздох у товарища с губ...

— Дружище!

Что ты?

Ты?!.

 

Не забуду я

Это начало дня

В стороне родимой, лесной!

 

Друг,

Что от смерти отвел меня.

Спит у ручья

Под сосной.

 

 1943, Псковщина 



Сборники:

Сборник «Родимые дали» (1960), стр. 96

«Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на всё, что не против Совести, готовый! Чего ещё?»
Игорь Григорьев