...Я в русской глухомани рос
Я в русской глухомани рос.
Шагнешь — и прямо на задворках
Тоска, да мох, да плач берез,
Да где-то град уездный Порхов.
В деревне — тридцать пять дворов;
На едока — полдесятины;
На всех — четырнадцать коров,
Да в речке Узе вдосталь тины.
Народ — на голыше босяк.
А ребятню что год рожали.
Как жили? Всяко: так и сяк —
Не все, однако, в даль бежали.
Большим не до меньших — дела:
Не как теперь — не на зарплате.
Нам нянькой улица была,
Низина — мамкой, взгорки — тятей.
Про зиму что и вспоминать:
Метель вьюжила на болоте, —
Зима и сытому не мать,
Хоть в шубе будь, да все не тетя.
Весной сластились купырем,
Подснежной клюквой да кислицей;
Под май — крапивки поднарвем:
О вешний суп с живой водицей!
Зато уж лето детворе
Надарит бобу и орехов,
И птичьих песен на заре,
А солнышко нажжет доспехов...
Нас в люди выводила Русь
Всей строгостью земли и неба;
Пусть хлеб ее был черным, пусть,
Но никогда он горьким не был.
Другие редакции:
...Я в русской глухомани рос (1995)
Сборники:
Сборник «Стезя» (1982), стр. 31