За проходной
1. Синица
Не знаю, сколько здесь целых тел
Из всех из нас можно б собрать,
Но душ, в которых светляк теплел,
Бедовало в палате двадцать пять.
Был каждый вдох как штык под ребро,
Стук сердца искры из глаз высекал,
И лапа когтистая рвала нутро
И клала бывалых ребят наповал!
А в окна ломился плакун-февраль,
Сжигал, лиходей, надежд мосты.
И вся наша даль, бескрайная даль,
Кончалась у самой первой версты...
И вдруг из клятой кромешной мглы,
Как смех ребенка, чист и высок,
Тише безмолвия, тоньше иглы,
Пробился к нам ее голосок!
Осклабился дядя: — Вишь ты, поет.
Братки, да это ж к теплу она,
Гляньте: на стеклах отходит лед! —
И всхлипнул по-детски: — Вот те и на!
Ей-богу, веснеет! Теперь поживем:
Синицы не пробуют зря голосов!..
Он так и умер с веселым ртом,
С красной слезиной в щетине усов.
Как просто, как люто: ни стен, ни границ,
И незачем боль, и что ему — даль!..
А мы остались слушать синиц,
Любить, горевать, поминать февраль.
2. Крещенье зарей
Я запер сердце на крепкий засов,
Я бросил тоске: — Шалишь! —
И, стиснув зубы, десять часов
Ночную выслушивал тишь.
И десять часов, десять подряд,
Как в омут, в темень глядел.
Храпел, мельтешил за окном звездопад,
Молодик нестерпимо желтел.
А тишь, как холодный стоногий червь,
Шевелилась, в уши ползла,
И тьмы проклятущей зыбкая чернь
Текла, наливалась в глаза.
Хватил я лиха от ласк тоски —
Не запираюсь зазря.
Да вот, когда уж не видел ни зги,
В окно постучала заря!
За нею — солнце. И льдинки в глазах
Порастаяли у меня.
И я не стыдился в теплых слезах
Встречать наступленье дня...
И вот я живу, черт побери,
Хоть были дела табак!
Живу, поживаю, крестник зари,
Тоски беспощадный враг!
Июнь 1960,
Военно-медицинская академия, Ленинград
Сборники:
Сборник «Сердце и меч» (1965), стр. 51