События Стихи Игоря Григорьева в переводе на белорусский Дмитрия Петровича (29 апреля 1971 г. -- 24 ноября 2020 г.)Стихи Игоря Григорьева в переводе на белорусский Дмитрия Петровича (29 апреля 1971 г. -- 24 ноября 2020 г.)
Стихи Игоря Григорьева в переводе на белорусский Дмитрия Петровича (29 апреля 1971 г. -- 24 ноября 2020 г.)
* * *
Анатолию Поперечному
В селе петушья куролесица,
Морозный дым над ним повис.
Надкушенный покромок месяца
Скупые крошки сеет вниз.
Как вздох – калитки оробелые,
Как трепет птахи в кулаке.
Берёзам снятся ночи белые
Да пенье вёсел на реке.
Берёзам долго, горько страждуя,
До лета время коротать…
А Русь везде, у пня у каждого,--
И злая мачеха, и мать.
* * *
Анатолю Папярэчнаму
У вёсцы -- пеўняў шматгалосіца,
Над ёй марозны дым павіс.
У небе месяц не маркоціцца –
Ён крошкі-зоры сее ўніз.
Ўздыхаюць веснічкі нясмелыя,
Нібыта птушка у бядзе.
Бярозам сняцца ночы белыя
Ды спевы вёслаў на вадзе.
Бяроз, пакутліва-астрожная,
Да лета долечка адна.
А Русь – каля пянёчка кожнага,
І маці, й мачаха яна.
ОПРАВДАНЬЕ
Я прочь ушёл, я в ночь ушёл,
Но верю свято:
Не угасает красный дол
Окрай заката.
И не дано мне, не дано
В тебя не верить,
Пускай недавно иль давно
Закрылись двери.
Что было, быть тому до дна –
Ничто не сплыло.
И я один, и ты одна,
Моё светило.
Ты – вещий звук в моей судьбе
С немым укором.
Я не могу прийти к тебе
Прощённым вором.
АПРАЎДАННЕ
Я прэч пайшоў, я ў ноч пайшоў,
Ды веру свята:
Чырвоны не згасае дол
Зары крылатай.
Я п’ю салодкае віно
Любві і веры,
Хоць зачыніліся даўно
У казку дзверы.
А што было, таму да дна
Быць, аж да скону.
І я адзін, і ты адна –
Нібы ікона.
І ты – адна з прарочых рун,
Святых мелодый.
Ўсё ж не магу сказаць «даруй»,
Бо я – не злодзей.
АИСТ
Поднимаюсь, картечь пересиля,
Сбитый аист, сведённый с ума.
У меня за спиною – Россия,
У меня перед грудью – сума.
Я лечу, замирая и падая,
Переломанных крыл не щадя.
Мне не вспыхнет рука зябковатая
За слепою стеною дождя.
Крыльям бить, перья об ветер комкая,
Десять тысяч – сквозь мачеху – вёрст.
Мне пока не до клёкота громкого,
Не до выспевших в полночи звёзд.
Мне октябрь, крепколап и бездумен,
Оголтело хохочет в глаза.
И на вербе, у замерших гумен,
С хрустом хворост жуёт с колеса.
Что ж, хватай побуревшее крошево,
Загораживай горестный путь,
Налетай, гогочи, разворошивай –
Веселись. Да про март не забудь!
БУСЕЛ
Уздымаюся (Божа, дай сілы!),
Хоць карцечы зарад у баку.
У мяне за спіною – Расія.
Торба – перад грудзьмі. І пякуць
Боль і крыўда. Лячу я і падаю –
Крыл нібыта няма нада мной.
Мне не ўспыхне рука зябкаватая
За дажджу невідушчай сцяной.
Вецер дзьме. Дзікі ён, непрыручаны.
Шлях мой – чорнае ночы прастор.
Мне пакуль не да клёкату гучнага,
Не да выспелых пацерак-зор.
Моцналапы кастрычнік бяздумны,
Ён у вочы рагоча мае,
На вярбе, каля сцішаных гумнаў,
З кола з хрустам галінкі жуе.
Ну, хапай ты мяне, аслабелага,
Загароджвай шлях прывідны мой,
Пра вясну помні хуткую смелую
Гэтай сумна-варожай зімой.
ВЕЧЕР
В полумраке синелапом
Гаснет день у рыжых прясел.
Тихий вечер красным крапом
Серы облаки окрасил.
Завлекательней гармоник,
В дымной дрёме чернотала
Голос пробует шелонник –
Сизогубый запевала.
Голубеюща прохлада –
Словно сбывшаяся небыль…
Ничего душе не надо,
Кроме родины и неба!
ВЕЧАР
У паўзмроку сінялапым
Гасне дзень ля праслаў рыжых.
І фарбуе вечар крапам
Воблакі – у колер вішні.
Заліваецца гармонік.
У дрымоце дымнай дуба
Голас падае шалоннік –
Запявала шызагубы.
Незямны блакіт – ад Бога!
Пэўна, болей і не трэба
Майму сэрцу анічога,
Акрамя радзімы й неба!
* * *
Льют лиловые потёмки
Луговой настой.
От заката – полкаёмки
В тишине густой.
Буйнотравье будто вьюга,
Спящая в ночи.
Не докличутся друг друга
В пожне дергачи.
Не шелохнется спросонка
Спеющая рожь…
Что, родимая сторонка,
Что ты стережёшь?
* * *
Лье ліловае змярканне
Лугавы настой.
Бачу я зары паланне
Ў цішыні густой.
Як завея, буйнатраўе
Дрэмле уначы.
І крычаць ажно да рання
Ў ржэўніку драчы.
Жыта ціхае спрасонку –
Нат не зварухнеш.
Раскажы, мая старонка,
Што ты сцеражэш?
НА СИНИЧЬЕЙ ГОРЕ
Стихи стихают. Погасают дали.
С Россией распрощались журавли –
Откаялись, отпели, отрыдали,
И небу нету дела до земли.
Заваривает снежное причастье
Монах-ноябрь костлявою рукой.
Печаль и пепел. Хладное бесстрастье.
Бескровный день. Кладбищенский покой.
И не избечь зальделым клёнам дрожи,
И не избыть распятие кресту.
И сумерки на вашу жизнь похожи,
И долог путь к запретному Христу.
Но это только миг, лишь промельк смутный,
Встревоженной души невольный вздох:
В глубинах нашей веры бесприютной
Неугасимы ни Поэт, ни Бог.
Цветут Святые Горы вкруг Синичьей,
Как жёлтые венки вокруг венца.
И всех, сюда взошедших, без различий
Сам ветер причащает из корца.
НА СІНІЧАЙ ГАРЫ
Сціхаюць вершы. І згасаюць далі.
З Расіяй расстаюцца жураўлі –
Адкаяліся ўжо і адрыдалі,
Нябёсы так далёка ад зямлі.
Гатуе лістапад-манах нянаснасць,
Нібы прычасць, кашчаваю рукой.
Журба і попел. Холаднасць-бясстраснасць.
Дзень беспрытульны. Вечнасць і спакой.
Заледзянелыя, стаяць самотна клёны.
Крыж не пазбавіцца распяцця. Дзе працяг?
На вашае жыццё той змрок падобны –
Да забароннага Хрыста – далёкі шлях.
Ды гэта толькі міг, як госць нязваны,
Міжвольны ўздых збалелае душы.
У глыбіні той веры беспрыстаннай
Паэт і Бог заўсёды будуць жыць.
Святыя Горы ля Сінічай – акружэнне,
Як жоўтыя вянкі вакол вянца.
І тых, хто узышоў, без выключэння,--
Вятрыска прычашчае ўсіх з карца.
ПЕРЕД ДОРОГОЙ
Не надо горьких глаз, не надо тихой грусти:
Пройдут года, и, ждать устав, беда
Меня разлюбит и к тебе отпустит.
И я вернусь.
Но ты скажи, куда?
Не надо бодрых слов – и в них тоска всё та же:
Растерянность, испуг, незримый плач.
Люби меня, чтоб сердцем был на страже.
И я вернусь.
Но ты мне срок назначь.
Не надо укорять, и ни к чему кориться –
Метельный путь мой без того не гладь.
Храни себя, не верь, что ты вдовица.
И я вернусь.
Но как тебя узнать?
Вернусь! Лишь свой обет, любимая, исполни,
Когда уйду туда, где Вечный бой.
А этой ночью, расставаньем полной,
Дай волю сердцу.
Я ещё с тобой.
ПЕРАД ДАРОГАЙ
Не трэба горкіх воч. Навошта суму вусціш?
Стамлёная бяда калісьці праз гады
Мяне разлюбіць, да цябе адпусціць.
Вярнуся я.
Але скажы: куды?
Не трэба лішніх слоў. У іх – душы нянасце:
Разгубленасць, спалох, нябачны плач.
Кахай мяне, каб сэрцам быў на варце.
Вярнуся я.
Але ты час прызнач.
І не дай Бог, табе перад бядой скарыцца.
Мой шлях завейны без цябе не гладзь.
Не вер, што ты – жанчына-удавіца.
Вярнуся я.
Ды як цябе пазнаць?
Вярнуся я! Ды здзейсні абяцанне,
Калі пайду туды, дзе Вечны бой.
А гэтай ноччу (хутка ж развітанне)
Дай волю сэрцу.
Я яшчэ з табой.
ПЫЛАЮЩИЙ СКИТ
Александру Гусеву
Не прибыльна песня об этом,
Вся – пламя, октябрьская тишь:
Коль выпало статься поэтом –
От первой же искры сгоришь.
Что правда, то правда: сгораю –
Вся глушь как пылающий скит.
Поэтому я выбираю
Погоду, когда моросит.
«В такое бездождье беречься?
А грянет ненастье – запеть?
Да это ж от злата отречься!..» –
А мне бы – дотла не сгореть.
СКІТ У АГНІ
Аляксандру Гусеву
Журботная песня пра гэта –
Забудзь пра прыбытак-барыш.
Калі, дружа, стаў ты паэтам –
Ад першае іскры згарыш.
Што праўда, то праўда: згараю –
Як скіт у агні уся глуш.
Таму я заўжды выбіраю
Надвор’е, калі многа луж.
«Навошта цяпер берагчыся?
Калі ж дождж пачнецца – запець?
Нібы ад даброт адрачыся!..»
А мне б дык датла не згарэць.
СЫНУ
Ненастье обескровило зарю:
Всё – сутемень. Ни полночи, ни полдня.
Погоду не закажешь ноябрю –
Бери, какая есть, о вьюгах помня.
Бери и не вздыхай. И с тем иди.
Иди, да знай: далёко до ночлега,
И, может, только день всего до снега.
И вздоха – груз увесистый в пути.
Пустые страсти ветром отряхай,
Себя и вёрсты мерь пройденной мерой.
Тревожься, негодуй, но не вздыхай.
Иди себе и, что дойдёшь, уверуй.
Пусть вьюгам – вьюжье: снежная страда,
Хмельные вопли, холода шальные, –
Они ведь до поры: они больные.
Ведь вьюги что? – весенняя вода.
СЫНУ
Нянасце абяскровіла зару:
Паўцемра тут і ноччу, і апоўдні.
Надвор’е – не тавар. Скажы: «Бяру!»
Але заўсёды пра завеі помні.
Бяры і не ўздыхай. Скажы: «Змагу!»
Ідзі, ды ведай: доўга да начлегу,
І, можа, толькі дзень да першаснегу.
І ўздыху – важкі груз твой на шляху.
Пустыя страсці ветрам абтрасай –
Ты вымярай свой шлях надзейнай мерай.
Трывожся, хоць крычы, ды не ўздыхай.
І ў тое, што зноў дойдзеш, ты уверуй.
Няхай завеі – снежная бяда,
Плач-лямант хмельны, сівер, халадэча,
Ды неўзабаве – і з вясной сустрэча.
Завеі што? – вясенняя вада.
* * *
Чем, берёзки, вы лето обидели?
Перемены в беспечном лесу!
Стало вкрадчиво в буйной обители,
Поднебесные выси – внизу.
Зашаманит крут-сиверко к вечеру:
«Красно лето сгорело вчера.
Осень рядом. Сочувствовать нечему.
Вспышка кветени – лишь мишура…»
Пресным холодом густо пропитанный
Лес, как праздник отгулянный, пуст.
Над болотиной кустик ракитовый
Ронит лист, будто жалобу с уст.
Небо тучи сушить понавесило:
То их выжмет, заплакав, то вдруг
Рассмеётся по-летнему весело,
Кинув пригоршню солнышка в луг.
И земля, на Покров овдовелая,
Вновь затеплится от желтизны.
И смешается радость несмелая
С гулкой грустью озябшей желны.
Вроде, большего нет и не надобно:
Весь ты счастьем дышать занемог.
Но в распахнутом горле негаданно
Ворохнётся солёный комок.
Зажалеешь, сольёшься с окраиной,
А чего тебе жалко, Бог весть.
И у ног огонёк неприкаянный –
Колоколец – не может отцвесть.
* * *
Чым, бярозкі, вы лета пакрыўдзілі?
Перамены у лесе цяпер!
Там сягоння паднебныя высі,
Дзе буяў прыбярэжны аер.
Зашаманіць вятрыска к вечару:
«Лета ўчора пайшло са двара.
Восень хутка. Ўсё быццам знявечана.
Ўспышка квецені – бляск-мішура…»
Прэсным холадам густа насычаны
Лес пусты, як святочны фінал.
Быццам скаргі, лісты ўсе падлічаны –
Сыпле імі вярба у прагал.
Неба хмары сушыцца развесіла:
Адціскае іх мокры ланцуг,
Засмяецца па-летняму весела,
Кіне прыгаршчу сонца на луг.
І зямля, на Пакроў аўдавелая,
Зноў зацепліцца ад жаўцізны!
І змяшаецца радасць нясмелая
З гулкім сумам азяблай жаўны.
Мо табе і не хочацца большага:
Дыхаць шчасцем – ці гэта знарок?
Ды у горле тваім насцярожана
Зварухнецца салёны клубок.
Засумуеш, зліешся з ускраінай.
І чаго ты шкадуеш, дзівак?
Ды званочак ля ног непрыкаяны,
Адцвісці ён не можа ніяк.
