Сайт памяти Игоря Григорьева | КАТЧЕНКОВА ИРИНА. «ИСТОРИЯ РОССИИ В ЗЕРКАЛЕ ПОЭЗИИ ИГОРЯ ГРИГОРЬЕВА»

КАТЧЕНКОВА ИРИНА. «ИСТОРИЯ РОССИИ В ЗЕРКАЛЕ ПОЭЗИИ ИГОРЯ ГРИГОРЬЕВА»

                       ИСТОРИЯ РОССИИ В ЗЕРКАЛЕ ПОЭЗИИ ИГОРЯ ГРИГОРЬЕВА

                                                                             Быльём не заросло былое,

                                                                             Не отрекаюсь.

                                                                              И.Григорьев

 Сто лет назад Игорю Григорьеву выпало счастье родиться на овеянной древними преданиями Псковской земле. Местные жители считают, что с берегов Псковы и Великой начинается Россия. Отсюда, уверены они, ведётся отсчёт её исторического  бытования. Здесь закладывались основы нашей государственности.  В эпоху средневековья Пскову, наряду с Великим Новгородом, было суждено оборонять  северо-западное пограничье Руси.

Именно на территории нынешней Псковской области родилась святая равноапостольная княгиня Ольга. Благоверный князь Александр Невский одержал победу над псами-рыцарями на Чудском озере. Этнический литовец  Довмонт ,в святом крещении Тимофей, защищал эту суровую северную землю, ставшую ему родной. Псковитяне во главе с воеводой князем Иваном Петровичем Шуйским отстояли город во время «нахождения» Стефана Батория…

И это только некоторые вехи седой старины, неразрывно связанные с Псковом. Они, как и многие другие, отразились (порой сказочно и причудливо) в народной речи, памяти, мироощущении псковичей. И, конечно же, в литературе.

Игорь Николаевич Григорьев(1923-1996) – большой и самобытный поэт, тонкий лирик, преданный всем сердцем, всей душой  своей малой родине – Псковскому краю (часто, кстати, с гордостью называл себя «скобарём»).  В тяжёлую годину Великой Отечественной войны  он, тогда  совсем юный парнишка, вместе со старшими товарищами добровольно встал на защиту Родины. В 18(!) лет организовал подпольную молодёжную группу. Был разведчиком в партизанской бригаде. Удостоен боевых медалей и орденов. Поэт и воин, он продолжил дело предков, веками оборонявших Русь на северо-западных её рубежах. Можно сказать, был одним из очевидцев и творцов  истории. А писать обо всём стремился честно – «свет не черня, тьму не беля».

Потому совершенно естественно в стихи И.Григорьева вплетены исторические мотивы. Да иначе и быть не могло!

Прикоснёмся же к этой стороне григорьевского творчества – по необходимости  кратко, пунктирно.

Станислав Золотцев считает: уже в начале творческого пути Григорьев проявил себя как поэт-историк[2]. Тому есть многие подтверждения. Например, в стихотворении 1944 года «Зори да вёрсты» читаем:

Зори да вёрсты,

Колотьё в пояснице.

Ветер шуршит берёстой,

Нечему подивиться.

Выбоины. Безлюдье.

Воронов мокрых орава.

Зыбкий туман распутья.

Дума: налево ль? вправо?

Вздулись на лбу прожилки,

Высинил холод кожу…

Муромец на развилке

Думал когда-то то же.

И в этих, казалось бы, бесхитростных строках прослеживается связь времён: юный Игорь, обдумывая современность, обращается мыслью к былинному богатырю Илье Муромцу!

 Игорю Григорьеву всегда присуще чувство историзма. Он не противопоставляет «посконной древности», многими воспринимаемой как «умирающая дряхлость» «торжествующую новь», понимая, что невозможно, образно говоря, строить дом без фундамента.[3] Вот какую отповедь даёт поэт недалёким, оторванным от жизни и от родной земли «прогрессистам»-нигилистам в одноимённом стихотворении 1960 года:

Мне говорят с авторитетным вздохом,

С претензией на мировую грусть:

«Товарищ,

На земле сейчас эпоха.

Ракеты, новый стиль,

А вы – про Русь!

Одумайтесь!

Всерьёз предупреждаем,

Повелевает новь:

Старьё долой!..»

 - Я вовсе не товарищ вам, граждане,

Сховавшие булыжник под полой!

Не вам одним – и «тёмным» людям ясно,

Что сын дюжее старого отца,

Что лайнер «ТУ» быстрее тарантаса,

И тепловоз дюжее жеребца.

                   <…>

Да, время небывалое настало!

И новь кому сегодня не видна!

Но ведь эпоха с неба не упала…

  А возьмём  стихотворение «Омуты».Казалось бы, оно повествует об охоте, но при этом  посвящёно Ивану Шевцову. Напомню: ровесник И.Григорьева, участник советско-финской и Великой Отечественной войн, офицер-пограничник, журналист Иван Михайлович Шевцов(1920-2013) в послевоенные годы оказался в «полуопале». Его книги с трудом проходили в печать, на них писали разгромные рецензии или замалчивали. А то и просто навешивали ярлыки. Вот, например, как  лихо отозвался о романе Шевцова «Тля» мемуарист Михаил Герман: «Верноподданное лакейство и скандалёзность…озадачили и лютых адептов официоза. Властям, вероятно, с сожалением, пришлось отмазываться… Появились уничижительные статьи в партийных газетах…» [4]Надо сказать, что по моим читательским впечатлениям, ничего похожего в шевцовской книге нет. Но либеральная тусовка (не только литературная) всполошилась недаром: Шевцов раскрыл многие  её тайны и интриги, наглядно показал, как мимикрируют и благоденствуют дельцы от искусства, как они продвигают «своих» и уничтожают оппонентов… «Тля» была написана в 1949 году, но целых пятнадцать лет автор не мог её напечатать. Возможно, И.Григорьев познакомился с «Тлёй» в рукописи.

Он ободряет Ивана Шевцова, напутствует его на борьбу: «Пусть не убыстришь рассвета – вспугивай тьму, паренёк!» Стихотворение «Омуты» (датировано 1959 годом) печатается с посвящением И. Шевцову по крайней мере, в двух григорьевских сборниках  - «Листобой» и «Зори да вёрсты».

Бывает, что отважный на войне человек не обладает гражданским мужеством. Яркий пример тому – многие декабристы. Но  Игорь Григорьев не побоялся поддержать своего единомышленника и, следовательно, с высокой долей вероятности, в очередной раз восстановил против себя влиятельных функционеров в Союзе писателей и в редакциях «толстых» журналов. Впрочем, они и так не слишком жаловали фронтовика с чувством собственного достоинства и непростым, а главное – неугодливым характером.

 Обращался Игорь Григорьев и к более ранним периодам русской истории. Приведу только два примера.

В поэме «Песня о колоколе» он вспоминает старинную легенду. Согласно ей, великий князь Московский, утвердив во Пскове свою власть, повелел не только снять вечевой колокол – символ былой славы и свободы вольного города, но и распорядился расколоть его на мелкие части, разбросав в дремучих валдайских лесах. Но псковские кузнецы  собрали обломки  и начали делать из них знаменитые валдайские колокольцы. Ничто в истории не исчезает бесследно! Воевать с прошлым – глупо и бесполезно (запомнить бы, затвердить бы «закон сохранения истории» современным борцам с памятниками и усопшими)! Увы… Им всё неймётся.

Но звенят колокольчики – и оживает память народная:

Припомнятся были и сказки,

Припевки весёлой Псковы,

Мечей забубённые ласки,

И плач неутешной вдовы.

Тягучие волны набата –

Забытого вольного брата…

Как известно, в средние века во Пскове, как и в Новгороде сложилась боярско-купеческая республика. В поэме «Слово нерушимо»(1956),которая перекликается с «Песней о колоколе», Игорь Григорьев рассказывает о псковских купцах, которые подрядились доставить в Англию лён. Ничего удивительного, Псков, как и его «старший брат», издревле вёл морскую торговлю с западными соседями – ганзейскими городами, и не только...

Вспомним сюжет этой незаслуженно подзабытой чудесной поэмы.

Беспокойной Маркизовой лужей

До костей продутые стужей,

Плыли

Трое купцов-псковичей,

Трое кряжистых бородачей…

Никита Васильич Кудлатый, Иван Истый  и Егорка Весёлый ведут корабли по Финскому заливу, затем попадают в «Немские воды» - Северное море.

И оно встречает русичей-псковичей неласково:

Эх, чужая сторона,

До чего ты солона!

Не волна –

Сатана!

Напоила без вина

Допьяна…

<…>

С нами крёстна сила!

Буря мчит во весь опор,

Люта!

Чернокрыла!

Ой, далёкий лада Псков,

Помолись за моряков!

Корабли наших купцов треплет многодневный шторм, но старший из них, Никита Васильевич Кудлатый – непреклонен: «Чтоб ни сталось, а двигаться надо… В Лондон к сроку добраться должны мы: слово русских людей нерушимо!»

Один из купцов, Егор, погиб во время морской бури, двое прибыли в Данию. Датские негоцианты предложили за большую сумму купить товар, но наши герои отказались от быстрой прибыли: ведь их ждут не дождутся в Англии, надо после краткой передышки и текущего ремонта поскорее попасть туда, ибо договорились, ударили по рукам, дали слово, а – «слово русских людей нерушимо».

Но в  туманном Лондоне ушлые англичане задумали обхитрить псковичей. Сначала не являлись на причал, хотя русичи прибыли в условленное место и в срок. Затем заюлили, сбивая цену. И тогда Никита с Иваном зовут надменных жителей Альбиона на пристань и на их глазах поджигают корабль со льном.

Англичане в шоке:

  - Нет, какие гордецы

Эти русские купцы!

 - Столько денег

В прах, в чад,

Не в казну, а мимо!

А они стоят, молчат…

 - О, непостижимо!

 <…>

 - Нет понятия у них.

 - Кровь холодная у них:

Азиаты!

-Ах, ах!

Деньги – в прах!

Но первоклассный русский лён необходим для растущего английского флота, да и сравнительно дёшев. А потому жмоты-англичане, отцы раннего капитализма, помявшись да поужасавшись всё же развязывают кошельки и отдают условленную сумму, а сверх неё – покрывают издержки за сгоревший корабль с товаром. Так верность себе и твёрдость характеров, готовность идти до конца, отстаивая своё право, помогли «псковичам-бородачам» преодолеть, пересилить всё: и стихию, и неблагоприятные обстоятельства, и не в меру расчётливых торговых партнёров. И стать победителями. Добиться своего не хитростью и коварством, не обманом и ложью, а следуя правде, чести, совести и справедливости.

Поэма изумительная. Игорь Григорьев предстаёт здесь мастером поэтического слова, своего рода «словесного рисования». Скупые авторские реплики обрамляют многоголосую речь персонажей, порой стилизованную под фольклор. Ритм я определила бы как песенный, отчасти частушечный. И неизменный припев-рефрен напоминает читателю  - «СЛОВО РУССКИХ ЛЮДЕЙ НЕРУШИМО!»

 Поэма датирована 1956 годом – а как актуальна! Да, европейцам во все века было присуще стремление обмануть, перехитрить, получить выгоду. Такова уж их ментальность, если посмотреть трезво, без присущих нашим либералам розовых очков. Ну, а для русского человека – честь дороже всего. И слово нерушимо. Остальное рано или поздно с Божьей помощью приложится. Этому учит нас вся русская история. Жаль, что мы не всегда усваиваем её уроки.[5]

Станислав Золотцев вспоминает, что  как-то Игорь Григорьев сетовал: если б нам перед войной настоящую историю преподавали, если б мы тогда ощущали, что такое Тысячелетняя Русь, нам бы, наверное, не было так жутко в начале войны. Знали бы, что сдюжим.[6]

Напоминаю, что  после установления советской власти была проведена реформа образования. Истории, как предмету в Единой трудовой школе места не должно быть – так решили в Наркомпросе. Вместо «буржуазной» истории  в 20-х годах прошлого века  в учебном плане появилось  безразмерное, зато актуальное «обществоведение» -  на живую нитку сшитые обрывки марксистской философии, политэкономии, истории классовой борьбы, атеизма и социологии… Кроме тоски  это голое начётничество мало что давало, не объясняло прошлое, не раскрывало причинно-следственных связей и только сушило мозги, отбивая у юношей и девушек всякую охоту изучать общественные процессы и явления. Но любому безумию рано или поздно приходит конец. В мае 1934 года вышло постановление ЦК ВКП (б) и СНК (правительства) СССР «О преподавании гражданской истории в школе». С 1935 года реабилитированный предмет «История» вернулся в школы, в вузах открылись исторические факультеты. Появились школьные учебники. Умножились советские исторические романы, повести, фильмы, пьесы…

Стало быть, интерес и любовь к истории, особенно к истории родной страны, истребить до конца тогда так и не удалось, несмотря на все старания тогдашних «поборников прогресса»… Но вернёмся к Игорю Григорьеву.

 Он  в тяжелейшие годы военной страды создавал своего рода художественную летопись партизанской борьбы на Псковщине! Часто «по горячим следам»  - а это не только художественная, но и безусловная историческая ценность. Больше того – для будущих историков военная лирика юного тогда партизана послужит незаменимым историческим источником.   Например, вот  прощальные слова младшему брату Льву, погибшему в 1943 году: «Ты меня прости – без слёз тебя оплакал… Вот она война: в свои пятнадцать вёсен ты уж отсолдатил два кромешных года…» И что к этой горечи и боли добавить?..

В суровую военную пору написаны стихи «Набат», «Поединок», «На рассвете», «Мать», «Поле боя», «В засаде», « В разведке» и многие другие. Пьеса «Чёрные дни» тоже вышла из-под пера И.Григорьева в военное лихолетье и ставилась в партизанском лагере силами товарищей Игоря по оружию.

 Память о юности, опалённой войной, о погибших друзьях-ровесниках, о замученных земляках, о сожжённых деревнях, о побратимах-партизанах красной нитью проходит через поэзию И.Григорьева.

Доныне свинец чужеземца-солдата

Покою спине не даёт;

И тяжкий валун над могилою брата

Сжимает дыханье моё.

Нет! Я ничего не забыл, хоть и рад бы

О многом, что знаю, не знать;

И жжёт мою душу огонь нашей клятвы,

И сердце попробуй унять!

Сердце поэта, воина, гражданина откликалось  на любое «нестроение» в обществе. А уж развал великой державы, за которую воевал, Игорь Григорьев воспринял как личную  боль. Он видел, как стараются переформатировать новые поколения, как пытаются переписывать историю, как «переобуваются» и пристраиваются на «хлебные» места вчерашние партийные и комсомольские функционеры…

И он, по свидетельству, Ст.Золотцева, много раз и в различных вариациях повторял: я многого не принимал в том строе, а в этом – ничего не принимаю!

Думается, именно безвременье «лихих 90-х», наряду с военными ранами (не только физическими) сократило жизнь Игоря Николаевича Григорьева –  недооценённого русского поэта, склонного к художественному осмыслению истории родной земли.

 …А мне приходят на ум  строки  другого замечательного поэта  -  Ивана Александрова(1946-1996) – «Всё в мире не вечно, но вечна любовь и вечна всесильная память». Они посвящены Д. М.Балашову, но не в меньшей мере, думается мне, могут быть приложимы к жизненному и творческому пути  И.Н.Григорьева -  очевидца, участника и летописца горьких и славных событий своего времени.

ЛИТЕРАТУРА

1.Игорь Григорьев. Зори да вёрсты. Стихи. Москва-Ленинград, Советский писатель,1962

2.Игорь Григорьев. Листобой. Стихи, поэмы. М.: Молодая гвардия,1962

3.Игорь Григорьев. Не разлюблю. Стихотворения, поэмы. Л.:,Лениздат,1972

4.И.Григорьев. Всё перемелется//Поэт и воин. Книга воспоминаний об Игоре Григорьеве. СПб. :2013.С.5-97

5.Золотцев С.А.Зажги вьюгу! Очерк о жизни и творчестве поэта Игоря Григорьева. Псков, АНО «Логос»,2007

6.Катченкова И.С.Русские судьбы: Д.М.Балашов и И.Н.Григорьев//Слово. Отечество. Вера. Выпуск 2.Материалы 2 и 3 Международных научных конференций, посвящённых памяти поэта и воина Игоря Николаевича Григорьева. СПб.6,2018 С.210-221

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

[1] Катченкова Ирина Семёновна – член Союза писателей России

[2] Золотцев С.А.Зажги вьюгу! Очерк о жизни и творчестве поэта Игоря Григорьева. Псков, АНО «Логос»,2007.С.23

[3] В своей автобиографии поэт писал: «Время и безвременье понимаю как ничем и тем более никем несокрушимый сплав будущего, настоящего и прошлого» - И.Григорьев. Всё перемелется.//Поэт и воин. Книга воспоминаний об Игоре Григорьеве. СПб.:,2013.С.97 Лучше о неразрывной связи времён не скажешь!

[4] Герман М.Воспоминания о XX веке: Книга вторая: Незавершённое время:Imparfait.СПб.:,Азбука,Азбука-Аттикус,2018.С.14.Искусствовед М.Ю. Герман(сын писателя Ю.П.Германа)   столь же бесцеремонно и бездоказательно высказался и о романе В. А. Кочетова «Чего же ты хочешь?» - мол, это «не менее хулиганский роман»(!!!) , чем «Тля»… И таков был общий  вердикт   либеральной интеллигенции, которая формировала общественное мнение. Оно имело вес, с ним считались «власти» , что-то не спешившие защитить своих якобы «верноподданных лакеев». Которыми, конечно же, ни И.Шевцов, ни В.Кочетов не были…  А хулиганским романом я бы назвала «Московскую сагу» В.Аксёнова. Или «Остров Крым» того же автора. Но это к слову.

 

[5] Вспомним тут и  бессмертную пьесу А.С.Пушкина, тоже отчасти псковича: Учись, мой сын, наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни…

А кстати, ведь  «Бориса Годунова» Александр Пушкин написал в своём псковском имении… У него, конечно, всегда были и тяга к истории, и глубокое её понимание и осмысление; но, думается, и Псковщина, как историческое «место силы»,поспособствовала рождению шедевра!

[6] Золотцев С.А.Указ. Соч.С.62


«Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на всё, что не против Совести, готовый! Чего ещё?»
Игорь Григорьев