Лихо

Немо  краснолесью, слепо лучезарью:

Свет погашен сталью, высь набрякла гарью.

Ни  «ау!»,  ни эха, ни смешинки малой —

Лихо,  плен, глумленье злобы  небывалой.

Ни росы, ни дали, ни туманной рани.

На дорогах скорбных — «панцири-лохани»:

Никому спасенья от «крестов» безбожных!

Никакого лета в убиенных пожнях.

Грех и разоренье, кровь и униженье.

Умирают сёла, как в костре поленья.

Ни дверей, ни окон в избах несгоревших —

Головы да крылья петухов отпевших.

Обмерла осинка у горюн-крылечка,

Будто потеряла знобкое сердечко, —

Горькая, не может в быль-беду поверить:

Мёртвых не оплакать, горя — не измерить...

Дом военнопленный без трубы и  крыши,

Ты и в тяжких ранах «юнкерсов» превыше.

Не скулишь: «Пощады!», не сулишь прощенья, —

Кто тебя осудит в страшный час отмщенья!

17 августа 1941,

Тушитово (под Плюссой)