Машук в тумане

Засинен понизу такой тоскливой дымкой.

Закован посреди в сиреневую медь,

Упрятал маковку под шапкой-невидимкой:

Вникай — не разгадать, пронзай — не проглядеть.

И стынет, и кипит, и гневно грозы копит,

И кутает глаза в беспамятный туман,

Но не стряхнет с груди и в тучах не утопит

Последний стон певца замшелый великан.

Багров закат, горюч. Щербат плитняк пунцовый...

Иная мера тут, бессонная гора:

Безродным и пустым сужден кулак свинцовый,

Великим и живым — прощальная пора.

Всё — боль и маета. И душно жить, и тошно.

Не всё ль равно беде, Мартынов или ложь?

Судьбы слепая злость, тебе казнить безбожно,

Убившая Его, ты тем и не умрешь.

Тяжка и каменна холодная подошва,

Что значит перед ней высокий человек!

Течет по склону лист, как бурая пороша,

Как выстывшая кровь, как порыжелый снег.

На четырех углах — четыре спящих грифа.

Цепей кандальных жуть, застриженный самшит...

Но вьется Машука всклокоченная грива —

От выстрела того еще дрожит!