Не восемь полей перейти

Откуда в ней столько живого,

У хворой, у хрупкой такой?

Сыскала целебное слово,

Пригрела шершавой рукой.

Узорный платок повязала:

«Меньшого кровинушки дар!»

Нарезала хлеба и сала,

Спроворила вмиг самовар.

Присела. Вздохнула глубоко.

Взяла ломоток — почерствей.

«Вечорась вещунья сорока

Недаром сулила гостей.

Да грейся ты, родный, сгодится:

Чаишко врачует с дорог.

У нас дармовая водица —

Погрейся, ведь крепко продрог.

Слыхать, побывал в загранице».

«Поклон ему свез и венок».

«Как спит он в нерусской землице,

Твой друг, мой последний сынок?

Поплакать бы всласть над могилой

Моих убиенных солдат —

Да не дано времечка, милый,

Сам знаешь: дела не велят».

Горя горевыми очами,

Строга и спокойна с лица,

Умолкла в горючей печали,

Седая, как в свете венца...

Тужила, терпела — растила.

И лишь повзрослели сыны,

Сама — восьмерых — проводила,

Чтоб жизнь заслонить от войны.

И восемь — ведь восемь, все восемь —

Домой не придут никогда.

В трубе потешается осень,

За дверью дрожат холода.

А с нею — пять внучек, три внука

Да сердце без всякого зла.

Тоска ухмылялась: «Под-друга!..» —

В открытую душу ползла...

Какая в ней сила сокрыта,

В простой, в беззащитно-земной?

Ведь восемь десятков отжито —

Как восемь полей за спиной.

Как поле, добра и несказна,

Тиха, как созревшая рожь,

До малости с жизнью согласна...

«Ты грейся, себя не тревожь!»

1953—1973