Не восемь полей перейти...

Откуда в ней столько живого,

У хворой,

У древней такой?

Сыскала целебное слово,

Пригрела шершавой рукой.

Узорный платок повязала:

— Меньшого кровинушки дар! —

Нарезала хлеба и сала,

Спроворила вмиг самовар.

Присела.

Вздохнула глубоко.

Взяла ломоток — почерствей.

— Вечорась вещунья-сорока

Недаром сулила гостей!

Да грейся ты, рбдный,

Сгодится:

Чай крепкий врачует с дорог.

У нас дармовая водица,—

Погрейся, ведь крепко продрог.

Слыхать, побывал в загранице.

— Поклон ему свёз и венок.

— Как спит он в нерусской землице —

Твой друг,

Мой последний сынок?

Поплакать бы всласть над могилой

Моих убиенных солдат —

Да не дано времечка, милый,

Сам видишь:

Дела не годят.—

Горя горевыми очами,

Строга и спокойна с лица,

Умолкла в горючей печали,

Седая,

Как в свете венца...

Тужила.

Мечтала.

Растила.

И, лишь повзрослели сыны,

Сама —

Восьмерых —

проводила,

Чтоб жизнь заслонить от войны.

И восемь,

Ведь восемь,

Все восемь

Домой не придут

никогда.

В трубе потешается осень,

За дверью дрожат холода.

А с нею —

Пять внучек, три внука

Да сердце без всякого зла

Тоска ухмылялась:

«Под-друга!..» —

В открытую душу ползла...

Какая в ней сила сокрыта,

В простой,

В беззащитно-земной?

Ведь восемь десятков отжито —

Не восемь полей за спиной.

Как поле, добра и несказна,

Тиха, как созревшая рожь,

До малости с жизнью согласна...

— Ты грейся, себя не тревожь!