Синица

Не   знаю,   сколько   здесь   целых   тел

Из  всех  из  нас  можно  б собрать,

Но душ,  в  которых  светляк  теплел,

Бедовало в палате — двадцать пять,

Был каждый вдох как штык под ребро,

Стук сердца искры из глаз высекал,

И лапа когтистая рвала нутро

И клала бывалых ребят наповал.

А в окна ломился плакун-февраль,

Сжигал, лиходей, надежд мосты.

И вся наша даль, бескрайняя даль,

Кончалась у самой первой версты...

И вдруг из клятой кромешной мглы,

Как смех ребенка, чист и высок,

Тише безмолвия, тоньше иглы,

Пробился к нам ее голосок!

Удивился дядя:

— Вишь ты, поет.

Братки, да это ж к теплу она,

Гляньте: на стеклах отходит лед! —

И всхлипнул по-детски:

— Вот те и на!

Ей-богу, веснеет! Теперь поживем:

Синицы не пробуют зря голосов!.. —

Он так и умер с веселым ртом,

С красной слезиной в щетине усов.

Как просто, как люто:

ни стен, ни границ,

И незачем боль, и что ему даль!..

А мы остались слушать синиц,

Любить, горевать, поминать февраль.